"Женевский" счет

Ветер раздольно берет. Травы беспокоит — сюда огонь не дотянулся, с подветра здесь, потому и стреляли: дым не мешал. А может, их раньше побили, до поджогов…

Ветер пройдет низом, взметнет пепел — и слышно, как стучат ветви: стоят березы черными скелетами — ни листочка, тоже вроде казненные. Костяно, сухо постукивают ветви.

Белых это работа. За партизан побили…

Замиряют Русь. Здесь — белые, чуть подале — красные, а случается, и японцы. Чехи? Те с осени восемнадцатого бросили баловать. Бьют русских, баб насилуют, но в деревни не суются. Зачем? В городах и без того всякого добра навалом. И мостовая тебе под ногами.

А туточки крепко приняли красную заразу. Хотя вот лежат и слыхом не слыхивали, когда жили, что имеются библиотеки, в которых можно в ученых книгах прочесть о необходимости убивать. Слыхом не слыхивали ни о славянофилах или там западниках и о Розе Люксембург с Карлом Либкнехтом — тоже ничего не слыхивали. Знали твердо: есть Всевышний, святые угодники, в наличии ангелы, бесы и сатана с лешим. Вот, почитай, и все… Даже про Гришку Распутина не слыхали. А кто таков?..

Против белых повернули? Так за землю, справедливость, за жизнь без войн, урядников, тюрем и вообще господ. Кто от такого откажется?..

А мух, мать честная! Откуда поспело столько? Вьются по-над раскроенными черепами, простреленными спинами, штыками попорченными животами и прочим. Мухи ползают по губам, глазам, в рот забегают, спариваются на лету — эвон сколь корма! Лапки почистят — и снова в лет: ищут, где кровь да слюна с рвотой послаще. Праздник у них…

Пора, дядя! Бери заступ. Слезы на бороде высохнут. Вон видишь, заступ. Не сгорел, значит. Это тебе его святые угодники оставили. Бери, бери… Не один ты такой в России…

Господь, твердыня наша…

Из протокола допроса адмирала Колчака:

«По прибытии в Омск я узнал о смерти Алексеева, который умер, кажется, 11 или 12 сентября (1918 г. — Ю. В.). Там же я получил известие о смерти Корнилова и что главнокомандующим Добровольческой Армии на юге России является генерал Деникин. Когда я прибыл в Омск, на ветке уже стоял поезд с членами Директории и поезд Болдырева, который был тогда назначен Верховным командующим и прибыл со своим штабом в Омск. По прибытии в Омск мы встретили генерала Мартьянова, моего сослуживца по Балтийскому морю и штабу Эссена, и Казимирова. Они встретили меня и спросили, что я намерен делать. Я сказал, что я здесь только проездом и хочу пробраться на юг России.

Они мне сказали: «Зачем вы поедете, там в настоящее время есть власть Деникина, там идет своя работа, а вам надо оставаться здесь. Во всяком случае, мы вас просим организовать на первое время морских офицеров, которые здесь разбросаны по Сибири. Надо, чтобы кто-нибудь взялся за организацию этих морских частей, и вы — единственное авторитетное лицо, которое это может взять на себя…»

Затем о моем приезде узнал Болдырев. Это был первый из членов Директории, который прислал ко мне адъютанта и пригласил к себе. Болдырев задал вопрос, что я намерен делать.

Я сказал, что я хочу ехать на юг России, никакого определенного дела у меня нет и я хочу выяснить вопрос, как туда проехать.

Он мне сказал: «Вы здесь нужнее, и я прошу вас остаться». На это я ответил: «Что же мне здесь делать: флота здесь нет?» Он говорит: «Я думаю вас использовать для более широкой задачи, но я вам об этом скажу потом. Если вы располагаете временем, останьтесь на несколько дней…»

Через два дня после этого меня снова вызвал генерал Болдырев к себе в вагон и сказал, что он считает желательным, чтобы я вошел в состав Сибирского правительства в качестве военного и морского министра. Я ему на это сначала ответил отказом, потому что я могу взяться только за морское ведомство, какового сейчас создавать нельзя, а пока надо постараться разобраться, какие здесь имеются ресурсы, средства, личный состав, привести все это в порядок, и тогда можно будет создать какой-нибудь орган. Что касается военного министерства, то — что такое военное министерство во время войны? Я просто-напросто не хотел брать на себя этой обязанности. Болдырев тем не менее очень настаивал: «Не отклоняйте ж этого предложения. Если вы увидите, что дело не пойдет у вас, никто вас не связывает, вы всегда можете его оставить, — но сейчас у меня нет ни одного лица, которое пользовалось бы известным именем и доверием, кроме вас. Поэтому я вас прошу, обращаясь к вашему служебному долгу, чтобы вы мне помогли, вступивши в должность военного и морского министра…»

…Я сознательно шел на службу к Директории…»

После омского переворота Болдырева выпроваживают во Владивосток, откуда он вынужден перебраться в Японию. Там, на досуге, сочиняет «Краткие соображения по вопросу о борьбе с большевиками» и передает их представителям союзных держав. Сам того не замечая, Василий Георгиевич становится проводником японского влияния на востоке России. После крушения колчаковщины он возвращается во Владивосток, но белое движение бездарно сыплется. В России оно никому, кроме этих самых белых, не нужно.