"Женевский" счет

«Приезд тов. Троцкого внес решительный поворот в положение дела. В поезде тов. Троцкого на захолустную станцию Свияжск прибыли твердая воля к победе, инициатива и решительный нажим на все стороны армейской работы… Уговором ничего нельзя было сделать, да и времени для этого не было. И в течение тех 25 дней, которые тов. Троцкий провел в Свияжске, была проделана огромная работа, которая превратила расстроенные и разложившиеся части 5-й армии в боеспособные и подготовила их к взятию Казани».

Все соответствует действительности: Казань будет возвращена через месяц. Однако не все протекало столь гладко.

«28 августа, — рассказывает Троцкий, — белые предприняли обход. Во главе серьезного отряда полковник Каппель, впоследствии прославленный белый генерал, зашел под покровом ночи нам в тыл, захватил ближайшую небольшую станцию, разрушил полотно железной дороги… пошел в атаку на Свияжск. При штабе Каппеля находился, если не ошибаюсь, Савинков…»

Троцкий снял с фронта несколько рот, присоединил к ним «кожаные куртки» и загородил дорогу Каппелю. Бой не затихал 8 часов.

Именно в августовские недели из случайных лоскутных отрядов будут сформированы «правильные части». Из Москвы, Питера подъедут тысячи рабочих-коммунистов.

«Полки крепли и закалялись. Комиссары получили в частях значение революционных вождей, непосредственных представителей диктатуры. Трибуналы показали, что революция, находящаяся в смертельной опасности, требует высшего самопожертвования. Сочетанием агитации, организации, революционного примера и репрессии был, в течение нескольких недель, достигнут необходимый перелом. Из зыбкой, неустойчивой массы создалась действительная армия. Наша артиллерия имела явный перевес… Наши летчики господствовали в воздухе. Я уже не сомневался, что мы вернем Казань, как вдруг 1 сентября я получил шифрованную телеграмму из Москвы: «Немедленно приезжайте. Ильич ранен, неизвестно, насколько опасно. Полное спокойствие. 31. VIII. 1918 г. Свердлов» Я выехал немедленно… Я… вернулся в Свияжск. Казань взята была 10 сентября. Через два дня соседняя, 1-я армия взяла Симбирск (ею командовал Тухачевский. — Ю. В.)».

Спустя год-два Троцкий упомянет об этих днях на заседании политбюро.

«Один раз только я упомянул на заседании политбюро, что, если б не драконовские меры под Свияжском, мы не заседали бы в политбюро. «Абсолютно верно!» — подхватил Ленин…»

«Драконовские меры»…

Они заявят о себе под Казанью, но не станут отмирать. Нет, эти драконовские меры будут сотрясать Россию десятилетие за десятилетием. Иначе не представлялось возможным вживлять в жизнь страны, народа утопию вождя и его партии.

Воспоминания Троцкого «Моя жизнь» я сумел приобрести лишь недели за три до предполагаемого выхода первой книги «Огненного Креста» в издательстве «Новости» — это начало августа 1991 г. (за две недели до путча КГБ и головки КПСС).

Впервые я имел возможность прочесть их еще в 1961-м. В тот год Вена принимала очередной чемпионат мира по тяжелой атлетике. С нашей командой работал (с австрийской стороны) молодой переводчик — он закончил Московский институт физической культуры, мастерски играл в волейбол. Его отец (австрийский коммунист) вернулся из советских лагерей без руки. Как обстояло дело с коммунистическими идеалами — не берусь судить. Переводчик как-то познакомил меня с ним: энергичный загорелый старик без части руки. Эту часть заменял крюк, которым он ловко орудовал за стойкой маленькой гостиницы, по-моему, все-таки партийной…

Переводчик несколько раз предлагал воспоминания Троцкого — я отвечал: «Нет!» Уже тогда я видел окружающий мир, как бы пронизанный во всех направлениях людьми КГБ. Ведь общество пронизывал страх перед тайной службой, беззащитность перед ней. Что жизнь у нас ничего не стоит, это я в свои 25 лет усвоил прочно.

Думаю, тогда чтение Троцкого могло принести многое, сейчас — я испытал разочарование. Стоять у огня таких событий и столь бледно дать их оттиск, порой даже дилетантски бледно. Словом, я встретился с богом-громовержцем революции через 30 лет. Так, от главной работы оказались отсеченными десятки ценнейших источников. К серьезным выводам, порой основополагающим, пришлось брести на ощупь, порой по косвенным свидетельствам, замечаниям, однако чаще всего — совершенно самостоятельно. Это и укрепляло, и ослабляло работу. Появлялось нечто свое, но в отрыве от мировой науки и мысли такие работы не делаются. Однако в этом присутствовала суровая необходимость, это выводило из игры, целиком нейтрализуя, центральную силу разрушения — КГБ. Ту самую силу, которая столь чудовищно перепахала, исказила душу и плоть России. На каждом русском ее след — не отделаться, как родимое пятно, можно только выжечь, как татуировку, и то не в каждом случае…

Есть над чем поразмыслить товарищу Троцкому.

7 августа на Восточном фронте скошен осколком комиссар Западной Сибири товарищ Усиевич. Горькая утрата для партии, поищи таких. То-то и оно…