Всего царского корня истреблено было — и малолеток, и взрослых — 19 душ. Это Самсон Игнатьевич самолично подсчитал по «Памятной книжке за 1913 год» — крохотная такая, на ладони уместится — красный ледерин с золотым тиснением. Ежегодником Самсон Игнатьевич дорожил до чрезвычайности и только единожды позволил подержать, скорчив при этом такую физиономию и так напрягшись, — я и удовольствия не получил. Жлоб есть жлоб…
Закралось в меня нехорошее подозрение: вряд ли случаен данный подсчет. Искал Самсон Игнатьевич в свое время повод отличиться на каком-нибудь Романове, ну хоть самом захудалом, пусть даже из Лейхтенбергских. И ежели не искал, так в мыслях пробовал. Уж как хорошо коротать век народным мстителем!
Как я сейчас понимаю, на комиссара Юровского Самсон Игнатьевич материала не имел и ничего молвить о нем не мог — загадочная фигура, да и только! Сам же Николай Второй называл Юровского почему-то комендантом. До самых зрелых лет оставались для меня тайной и биография, и судьба товарища Юровского.
И жаль мне товарища Ермакова, не повезло, безвестный он борец за народное счастье. Да за ипатьевское дело по нынешним временам полагалась бы Золотая Звезда Героя, да не одна, а по мере исполнения разных юбилейных дат. И вообще, множество географических пунктов и промышленных объектов удостоилось бы его народного имени, так и писали бы: народный мститель. И все «градусные» дела он благополучно решал бы как персональный пенсионер союзного значения.
Самсон Игнатьевич не рассказывал о крушении Александра Георгиевича Белобородова. Щекотливое это дело, из самых секретных и опасных. Но из намеков, недомолвок и одной почти целой истории я могу многое дорисовать воображением.
Строптив, горд был нарком внутренних дел РСФСР Белобородов, как есть орел. На высоких конференциях и съездах давал понять новым вождям партии (все новыми именами светили из политбюро): пусть не гнут, не стараются — не осилить им его, потомственного пролетария и ленинца самой что ни на есть высшей пробы. И когда сокрушал Сталин своих недругов и вообще всех подряд, Белобородов не вскакивал на собраниях при упоминании нового хозяина страны и не надоедал с предложениями об избрании его, Сталина, в почетный президиум. Ну в упор не видит этого интригана, а тут еще хлопать! А хрена козлиного не хочешь?!
О революции и своих правах Белобородов имел правильные понятия. Сам казнил, и на многие тыщи счет, но не гнулся. Начисто отсутствовала в нем такая способность — ну ровно не живой человек и не были его деды крепостными. Почитал как святыню марксизм, а Ленина за святого хранил в душе. Разинско-пугачевской закваски был, а это наипервейший материал для «женевской» образины.
«Последний раз увидел я Белобородова на областной партийной конференции, — напрягал память в оживлении прошлого тишайший Самсон Игнатьевич. — В январе 1927 года к нам, в Свердловск, приехали Куйбышев и Белобородов, с ними и другие докладчики из Москвы, но на второстепенных ролях, хотя Мрачковский[114] — фигура в партии! В дискуссии о партии линию Сталина защищал Куйбышев. Белобородов поддерживал Троцкого. Для него Троцкий являлся как бы продолжением Ленина, конечно, не в полном выражении… Начальству велели подготовиться из Москвы. А оно в свою очередь взялось учить нас хором выкрикивать: «Долой Белобородова! Да здравствует Сталин!» Недели за две до конференции все это началось. Ораторов готовили — как и что произносить. Во как! И чтоб не сбивались на реплики заезжих знаменитостей, пусть хоть зал гогочет, а знай гни свое… Та всесоюзная дискуссия потрясла партию и страну. Старые пролетарские центры, как Ленинград и Урал, на дыбы против вождизма Сталина. В Ленинграде еще сохранялся настоящий потомственный пролетариат, еще не успела его разбавить вчерашняя деревенщина. У этих, из деревни, вся сознательность в газетной передовице или лишнем целковом. Против Сталина не один раз возникали демонстрации — могучие, на десятки тысяч людей. Их милиция с войсками ГПУ рассеивали. До рукопашных доходило. Что я видел — и не поверишь, Юрка!..
Областную дискуссию организовали в Деловом клубе (весь партактив привлекли, человек семьсот) — это клуб инженерно-технических работников. Зал там вместительный, удобные стулья; и фойе солидное, приятный вестибюль. На первом этаже — столовая и раздевалка. На второй этаж — мраморная лестница в два марша. И только портреты Ленина и Свердлова — другие тогда в голову не пришло бы повесить…
Клуб охранял взвод гэпэушников.
В первый день дискуссии выступил Куйбышев — ну жевал слова! Жиденькие ему за то хлопочки. Тогда ведь, Юрка, по бумажкам свой ум не доказывали. Каждый говорил как умеет и как понимает. Куйбышев зачитал нам и завещание Ленина — смотри, сколь утаивали! Тут же приосанился и объявляет, мол, товарищ Сталин просил передать: недостатки, отмеченные Лениным, он учтет и впредь не допустит ничего подобного, в чем и дает партии клятву… После пожара да за водой…