Обычно он всегда отвечал четко и по существу, не скрывая подробностей. Ведь таков был наш с ним уговор.
В этот раз, однако, он на удивление уклонился от ответа, прямо сказав: я не буду ничего говорить.
Мы еще списывались и созванивались несколько раз в течение этого дня.
Затем где-то в районе трех по Москве он написал: «Ну все, мы поехали. Я отключаюсь».
И выключил телефон. И телефон молчал целых пять дней. Пять долгих дней.
Такого в моей жизни еще не было.
Тогда мне казалось, что эти дни были самыми страшными в моей жизни.
Я и представить себе не могла, что может произойти что-то более гнетущее и пугающее.
Они уехали 3 октября. На следующий день от них не было никаких известий. На третий день через чат я узнала, что вернулся кто-то из их группы. На четвертый день мне удалось выйти на старшего их группы. Он бодро заверил меня, что с моим мужем все в порядке, он скоро будет эвакуирован. По факту, как позже выяснилось, никто абсолютно, ни он, ни другие командиры в «Рысях», понятия не имел, где он. Но тогда я не знала это наверняка, лишь догадывалась, чувствовала за этими бодрыми реляциями — обман.
Поздно вечером 7 октября прилетел месседж в вотсап.
Несмотря на волнение и тревогу, у меня уже не было никаких сил. Прямо в одежде я прилегла на кровать в нашей спальне, обложившись котами, и погрузилась в тяжелый, неосвежающий, беспокойный сон.
Проснулась я оттого, что передо мной стоял младший сын с моим телефоном в руках, который я оставила на диване в зале.
Ничего не говоря, он протянул мне его.
«Привет», — было написано с аккаунта мужа.
И сразу же он начал излагать свои истории.
«Пришли мне голосовое! — прервала его я. — Пожалуйста, пришли мне голосовое».
Он тут же прислал, и по голосу я поняла, что на том конце действительно мой муж…
Дальше он до середины ночи рассказывал подробности своей эпопеи.