Жена башмачника

Чиро прикинул, что Луиджи сможет несколько часов заправлять в ремонтном фургоне в одиночку. Дела шли бойко, но не скажешь, чтобы они выбивались из сил. Сейчас они стояли в районе доков Нижнего Манхэттена, где строители обедали прямо на пирсе. Чиро решил вернуться в Маленькую Италию пешком через Гринвич-Виллидж. Он любил шагать теплой весенней порой по ветреным улицам, любуясь георгианскими зданиями с симметричными лестницами на Джейн-стрит, а на Чарлз-стрит – особняками в стиле Ренессанса, с их коваными балконами и небольшими частными парками за ажурными воротами, где в вазонах цвели желтые нарциссы и лиловые ирисы. Красота домов умиротворяла его. Возможно, глядя на них, он вспоминал, как трудился на родине, сажая цветы и подновляя забор в Сан-Никола. Ухоженные садики и аккуратные дома успокаивали, привносили упорядоченность в мир, где не хватало порядка.

Когда Чиро проходил мимо церкви Девы Марии Помпейской, из нее выплеснулась свадебная толпа. У обочины был припаркован ослепительный новенький «нэш родстер», капот украшал букет белых роз, обернутый кружевом и перевязанный атласными лентами. Чиро остановился, чтобы рассмотреть темно-синий, с обитым красной кожей салоном кабриолет. Плавные линии полированного дерева и блестящие медные рычаги – одного этого было достаточно, чтобы привести любого молодого человека в экстаз. Авто завораживало не меньше, чем женская красота.

Очаровательные подружки невесты, державшие белые каллы на длинных стеблях, сбежали по ступенькам и выстроились в ряд. На головах поблескивали уборы из широкой шелковой ленты, расшитой стеклярусом, розовые шифоновые платья были длиной в пол.

Чиро понял: да это же все его соотечественницы, наверняка родом с юга Италии, все черноглазые, с темными волосами, уложенными в затейливые прически. И все как одна стройные, ну вылитые статуэтки из тончайшего фарфора. И тут же вспомнилась Энца Раванелли. Чиро решительно отогнал воспоминание. Он не из тех, кто тоскует о недоступном и навеки утраченном.

На крыльцо вышли жених и невеста, их осыпали дождем из риса и конфетти. В невесте Чиро с изумлением узнал Феличиту Кассио. За атласным белым платьем тянулась кружевная вуаль, воздушная, точно облачко. Феличита с улыбкой оглядывала толпу. Последний раз Чиро встречался с ней на прошлое Рождество, перед тем как поехать в Хобокен. Он тогда сказал Феличите, что пора им разорвать свои необязательные отношения.

Феличита выбрала себе в мужья привлекательного, невысокого смуглого сицилийца. Он картинно поцеловал невесту в щеку.

Чиро повернулся, чтобы уйти, но слишком поздно. Феличита уже заметила его, лицо ее на миг исказилось, но она тут же скрыла потрясение сияющей счастливой улыбкой, помахала Чиро, сунула букет подружке невесты и направилась к Чиро.

Хорошие манеры и монастырское воспитание не позволили ему сбежать. Чиро оглядел свой комбинезон, перепачканный машинным маслом и мелом. Рабочая одежда явно не годилась для торжественного случая. Атласное свадебное платье подчеркивало великолепную фигуру Феличиты; когда она двигалась, атлас будто обнимал изгибы ее тела. Чиро ощутил возбуждение.

– Ты только что с работы, – мягко проговорила она, зная, как на него действует ее чувственный голос.

– Возвращаюсь с причала. Мои поздравления, – сказал Чиро. – Я не знал.

– Оглашение состоялось несколько недель назад. Но ты ведь не бываешь в церкви… – Она помедлила. – Я думала написать тебе.

– Ты любишь писать так же, как и я. Не имеет значения. Счастлив за тебя. Ты очаровательная невеста. Кто он?

Она опустила взгляд, уставившись на свои атласные туфельки, отороченные перьями.

– Его семье принадлежит половина Палермо.

– А, сицилийский принц! Что ж, пара лет трудов – и ты сделаешь из него короля.

– Моя мать провернула такое с отцом, так что, думаю, и я смогу, – сухо ответила Феличита.

Чиро хотел попрощаться и уйти, но Феличита вдруг спросила:

– Ты собираешься подарить кольцо, которое мне так приглянулось, той девушке с Альп?

– Помолись за меня, хорошо? – уклонился от ответа Чиро.

Библиотека в «Милбэнк-хаус» располагалась в прелестно обставленной комнате в английском стиле, отделанной в кораллово-зеленой гамме, с множеством застекленных стеллажей и роялем между двумя большими окнами.

Восемнадцатилетняя Эйлин Парелли, юное дарование из Коннектикута, пела, аккомпанируя себе на рояле. Рыжие кудри и веснушки выдавали ирландское происхождение по линии матери, но голос, унаследованный по отцовской линии, наводил на мысли о солистах итальянской оперы.

Энца присела на стул с блокнотом и ручкой. Слушая, как упражняется Эйлин, она поражалась тому, как сильно изменилась ее собственная жизнь всего за несколько коротких недель.

Никто, за исключением Лауры и, возможно, других обитательниц пансиона, не смог бы понять, что значило для нее быть принятой в «Милбэнк-хаус». Ее комната здесь была последним, с чем она смогла бы расстаться. Им с Лаурой срочно требовалась постоянная работа, которая смогла бы обеспечить стабильный заработок.