Жена башмачника

– Нам велели обратиться к Хелен Фрай.

– Вы ее даже не увидите. Она наверху, складывает салфетки.

– Я Лаура Хири, а это Энца Раванелли.

– Эмма Фогарти. Командую кухней.

Она указала на платяной шкаф, и девушки оставили в нем свою верхнюю одежду. Эмма вручила каждой по халату вроде тех, что были на ней. Лаура и Энца натянули свои балахоны, пока пробирались за Эммой по кухонным катакомбам. Вдоль длинного коридора тянулись шкафы высотою до потолка, сквозь маленькие окошечки в дверцах можно было разглядеть стопки тарелок, пирамиды чашек, супниц, мисок и целые полки бокалов.

Эмма провела девушек темной деревянной лестницей вниз, в тускло освещенную комнату, посреди которой стоял большой деревянный стол, окруженный табуретками. На дальней стене виднелась открытая пасть кухонного лифта, внутри громоздилась стопка пустых подносов. Под лифтом был металлический лоток с трубой для отбросов, ведущей к дыре в полу. Далее буквой «L» располагался целый ряд глубоких раковин, на их краны были натянуты съемные резиновые насадки. Раковины разделялись деревянными выступами, на которые ставили тарелки, чтобы с них стекла вода.

– Сегодня большой прием. Двести человек. Вы должны делать все быстро, но очень осторожно. У нас здесь русский фарфор, свадебный подарок Берденам от царя. – Она приподняла руку, словно призывая молчать. – Не спрашивайте. Он позолоченный. Завтра, когда посуду расставят по шкафам, Хелен Фрай осмотрит каждый предмет в поисках царапин и все пересчитает. Так что смотрите ничего не разбейте. Вы будете счищать объедки, а затем мыть тарелки. Если израсходуете горячую воду, тотчас сообщите мне, иногда такое бывает. Потом высушите тарелки и отполируете чистыми полотенцами, они вон там наверху, на полке. Затем положите в замшевые футляры. Никогда в жизни не ставьте тарелки одна на другую без замши, иначе меня швырнут в печку. Когда вечеринка закончится, мы поднимем их на лифте к шкафам.

У Энцы голова шла кругом. Эмма трещала не переставая, как клавиши пишущей машинки. Энца едва понимала, что та говорит.

– Все ясно? – спросила Эмма.

– Да, абсолютно, – ответила Лаура.

– Если понадоблюсь, то я наверху, на кухне. Сейчас все тихо, но прием начнется примерно через час, затем подадут коктейли. Следите, чтобы лифт не простаивал. Не задерживайте его здесь, внизу. Предыдущую судомойку чуть не застрелил дворецкий, он пришел в ярость, когда не смог отправить вниз бокалы. Затор – наш злейший враг, девушки. – Эмма подошла к лифту и начала крутить ворот. Золотые подносы плавно поплыли вверх.

– Спасибо, – хором сказали Лаура и Энца.

– Не благодарите меня. Вы исполнитесь праведного гнева, когда увидите, сколько тарелок вам предстоит вымыть. Но так устроен мир. Богатые наслаждаются жизнью, а мы убираем за ними отбросы. Кому как повезет, я считаю.

Когда грязные тарелки прибыли, Лаура и Энца быстро выработали свою систему. Так же, как и на фабрике, они нашли способ экономить время. Лаура одной рукой счищала объедки, передавала тарелку Энце, та клала ее в мыльную воду, оттирала и относила в другую раковину, там споласкивала и ставила сушиться.

Поскольку между переменами блюд гости ели, это время удавалось использовать, чтобы не отставать. Главная хитрость состояла в том, чтобы чистые тарелки оставались в сушилках, пока у девушек не дойдут до них руки. Время для них появлялось, когда накрывали к следующей перемене, а посуду от предыдущей спускали вниз.

Хотя это был тяжелый труд, Энца и Лаура не жаловались. Они обе видали и похуже, к тому же у работы в особняке было свое очарование. Возможно, дело было в роскоши залитого свечами зала-ротонды, в невесомой красоте расписанного вручную русского фарфора или в самой мысли, что под одной крышей с ними сейчас цветут зимние пионы. Все это поднимало настроение. Но главное – пока девушки мыли посуду на этой кухне, они были вместе и могли разговаривать, строить планы, мечтать.

Энца осторожно вытирала обеденные тарелки, затем укладывала их в голубые замшевые чехлы, составляла в стопки, запомнив, сколько именно тарелок было в каждой. На лифте опустился поднос, загроможденный десертной посудой. Энца потянулась, чтобы вытащить его, но замерла, услышав пение. Звучал красивый тенор с богатым тембром. Звуки, плывшие по шахте подъемника, казались обернутыми в бархат, – отрывок из «Тоски» на ее родном языке, «Amaro o sol per te m'era morire…»[60]

– Певцам сегодня аккомпанирует сам мистер Пуччини, – раздался позади нее голос Эммы Фогарти.

Лаура вынула поднос из подъемника.

– Он здесь, на приеме?

– Ты только что мыла его тарелку, – сказала Эмма. – Он играет на кабинетном «Стейнвее» в музыкальной комнате. Алессия Франжела и Альфонсо Манкузо поют дуэты перед фреской Боннано. Мария Мартуччи играет на арфе. Гости собрались вокруг них, как у костра на привале.

– Моя прежняя хозяйка постоянно ставила арии из «Тоски» в исполнении Карузо.