Желчь

— Нтъ, нтъ! — говорилъ я, слушая эти слова глубокооскорбленной женщины и зная, что каждая стремящаяся къ развитію женщина, сознавая слабость своего пола, не выноситъ ни малйшаго намёка на эту слабость со стороны мужчины.

— Я кругомъ виноватъ, я вполн чувствую…

— Ты такой добрый, мой другъ, — заговорила она. — Ты перенёсъ вс лишенія; я знаю, какъ ты выбился изъ нужды, ты и теперь выбьешься изъ нея, не падешь духомъ: но я слаба, я не успла, или, лучше сказать, не умла закалиться; я, какъ ребенокъ, любовалась твоимъ мужествомъ и попрежнему была малодушна. Только теперь я сознаю, что дйствительно меня занимали, можетъ-быть, тряпки, что я не стоила быть твоей союзницей, что я въ непростительномъ самообольщеніи считала себя равною теб. О, какъ бы много я дала, если бы было возможно воротить назадъ три дня и умереть тогда, а не теперь! — зарыдала она.

— Маша, Маша! — въ волненіи воскликнулъ я и припалъ къ ея рук своими губами.

Она наклонилась ко мн, цловала мою голову, мои глаза, ея слезы катились на мои руки, на мое лицо.

Въ эту минуту мы прощались съ прошлымъ; моя Маша самовольно, безропотно, съ неодолимой грустью, выходила изъ роли союзницы и длалась моей ученицей, рабой, а я не могъ всми силами міра передлать этого, возвратить былое. Эти поминки старой жизни ршили все. Я стать слдовать за больной женщиной-ребенкомъ, какъ нянька, какъ врный песъ, какъ рабъ, и все-таки чувствовалъ, что этотъ ребенокъ считаетъ себя и есть на самомъ дл слабе меня, ниже меня.

Сентиментальность! глупость! идеальничанье! Да, да, эмансипаторы женщинъ, такими словами встртите вы эти строки, и будете правы, васъ нисколько не потревожитъ, если ваша жена станетъ вашимъ ребенкомъ, вы требуете равноправности не для нея: вы рады тшить ее тряпками и играть роль повелителей.

А денегъ между тмъ было мало… Квартира, докторъ м лкарства для жены, вотъ т новые расходы, которые, во-первыхъ, принудили меня перемстить сына изъ дорогой школы въ гимназію, то-есть заставить его подлаживаться подъ характеры новыхъ учителей и подъ новую методу преподаванія; во-вторыхъ, заставили меня приняться давать уроки постороннимъ дтямъ, то-есть находиться постоянно вн дома, знать, что, при лежащей въ постели, раздраженной матери, дти постоянно будутъ безъ надзора. Черезъ два года жена умерла. Я остался одинъ съ дтьми, но съ какими дтьми? Съ сыномъ болзненно-раздражительнымъ въ длахъ, касавшихся лично его, и холоднымъ, безстрастнымъ въ длахъ, касавшихся другихъ людей. Съ дочерью капризной и лнивой, уже на одиннадцатомъ году думавшей о тряпкахъ, завидовавшей своимъ богатымъ подругамъ. Попробовалъ я ихъ исправить, мн казалось это не труднымъ, такъ какъ они испортились только въ какіе-нибудь два-три года, но дло оказалось неисправимымъ. Три года были для ихъ судьбы вчностью: дурное смя, говорятъ, быстро даетъ плоды и заглушаетъ хорошее, посянное съ огромнымъ трудомъ, политое потомъ… Стоитъ ли говорить о семейныхъ сценахъ раздоровъ? Стоитъ ли хвастать тмъ, что моя дочь вышла замужъ за богатаго старика, что она имла важнаго любовника, что ее считали законодательницей модъ въ пошлйшемъ свт, что она не замерзла безъ одежды на улиц, а умерла, навшись мороженаго въ безпутно-блестящемъ маскарад? Пожалуй, иные, услышавъ это, ночь не будутъ спать отъ зависти. Или вамъ угодно потшиться, какъ чиновникъ-сынъ попрекнулъ меня моею неумлостью?

— Помилуйте, батюшка, — сказалъ онъ: — вы кандидатъ университета, а вышли въ отставку, поссорившись съ директоромъ, не выслуживъ ничего.

— Я заслужилъ честное имя и спокойную совсть.

— Но этимъ вы сыты не будете. На міръ надо смотрть трезво. A la guerre, comme `a la guerre! — говорятъ французы. Если у насъ отнимаютъ все и не даютъ ничего, то и мы не должны сентиментальничать. Вы хвалитесь своею твердостью, а въ сущности она просто слабость, непростительная слабость.

Я любовался въ это время его чиновническою, приличною наружностью, его невозмутимымъ спокойствіемъ, его умньемъ класть ногу на ногу, сидть удобно на кресл, ковырять перышкомъ въ зубахъ; онъ мн напоминалъ нашего директора и ужъ никакъ не могъ я признать въ немъ потомка дьякона Трофима Благолпова.

— Я васъ не упрекаю, — говорилъ онъ:- вы уже устарли для упрековъ, но, согласитесь, что вы ничего не могли сдлать со всми своими гуманными идеями. На что он годятся теперь, даже для васъ самихъ?

— Чтобы смло плевать въ глаза такимъ подлецамъ, какъ ты! — отвтилъ я, всталъ и…