Желчь

А. К. ШЕЛЛЕР-МИХАЙЛОВ Желчь

Извините, господа, я тоже общалъ вамъ разсказъ, но позабылъ объ одномъ незначительномъ препятствіи; дло въ томъ, что я вовсе не умю разсказывать… Ну, начали посмиваться! А, право, ничего нтъ смшного въ томъ, что разсказывать не уметъ человкъ и, сверхъ того, русскій человкъ, то-есть существо молчаливое, несообщительное, проводившее жизнь за перепиской бумагъ, за картами, за пляской, за попойками или въ спань, однимъ словомъ существо, которому милліоны разъ говорилось: «да какъ ты смешь разговаривать!» Чтобы наказать васъ за этотъ втреный смхъ, я прочитаю вамъ чужой разсказъ, грубый до цинизма, дкій до боли. Онъ попался мн въ бумагахъ (между счетомъ прачки и первымъ посланіемъ Пушкина къ Чаадаеву) посл смерти одного изъ моихъ дальнихъ родственниковъ, Егора Дмитріевича Благолпова. Егоръ Дмитріевичъ былъ человкъ угрюмый, жёлчный, съ большими причудами, вс называли его мизантропомъ, боялись его ядовитаго и остраго, какъ бритва, языка, и, слыша его злобныя, нердко циническія выходки, съ состраданіемъ говорили, что онъ сумасшедшій. Онъ, съ обычною своею находчивостью, очень часто проявляющеюся въ сумасшедшихъ, называлъ это мнніе «средствомъ удобно проглотить крупную пилюлю обиды». Какой-то старикъ назвалъ его однажды Пигасовымъ. «Этотъ мальчикъ, — сказалъ Егоръ Дмитріевичъ про старика:- кажется, до сихъ поръ убжденъ, что вс лошади сдланы изъ дерева, какъ его старая игрушечная лошадка». Насчетъ своихъ похоронъ онъ распорядился слдующимъ оригинальнымъ образомъ: «На гробъ пять рублей. На могилу три, а если можно заплатить дешевле, хоть бы и за общую, то тмъ лучше, товарищи меня не стснятъ. За отпваніе рубль. Могильщику полтинникъ. На свчи полтинникъ. Читальщика не надо, въ видахъ экономіи я самъ прочиталъ весь псалтырь при жизни. Гости, если таковые придутъ провожать мое тло и сплетничать о моемъ прошломъ, могутъ идти по своимъ домамъ и тамъ помянуть меня; если же они ничего не изготовятъ въ этотъ день, надясь на поминки, въ чемъ я вполн увренъ, то тмъ лучше: они узнаютъ правдивость того правила, что на чужой коровай рта не развай. Все остальное имущество и деньги отдать кончающему курсъ гимназисту Ивану Андрееву Лукину; ему деньги нужне, чмъ моему скелету приличныя похороны». Посл смерти чудака всхъ удивило то, что онъ постоянно давалъ даровые уроки шестерымъ бднымъ мальчуганами и такъ привязалъ изъ къ себ, что они рыдали, какъ большіе, надъ его трупомъ. Кром ихъ, выла надъ нимъ какая-то старая собака… Потрудитесь придвинуть ко мн свчу. Я начинаю чтеніе.

* * *