Жажда приключений

Арина пожимает плечами и целует меня в губы и потом вновь опускает голову мне на плечо. С ее темно-каштановых волос струится приятный, сладковатый аромат.

– Не могу лежать без дела, – она приподнимается и нависает на до мной, как грозовая туча над жилым кварталом. На мое лицо падают тень девушки и темно-каштановые волосы, шелковистые на ощупь. – Ну совсем не могу. И не представляла, что это ожидание окажется такой мукой, а все думала, думала…

– Ну, что же думала?

– Что это будет забавно.

– Что же такое «забавно», по-твоему?

Она замялась и серьезно задумалась. Прикусила губу. В ее черных зрачках, окруженных стальной мутью, отражаются маятникообразные колебания различных мыслей.

– Кажется, я никогда не думала о том. Я знала, что это такое только подсознательно, инстинктивно. Объяснить не могу. «Забавно» больше относится к детям, к свободе и ранней молодости, когда смешон всякий вздор, когда безбашенное поведение не вызывает у посторонних желание покрутить пальцем у виска, когда любопытство, смешенное с задором, совершенно нормально…

– Но ты не сказала ничего конкретного, – по-доброму усмехаюсь я.

– Тут ничего конкретного и не скажешь, – как-то даже обижено фыркает она.

– Прости, не хотел задевать…

– «Забавно», – воинственно начала она, – это когда тебя смешит всякая ерунда, хоть слово, хоть какой-то глупый поступок, хоть мороженное или шоколад, отчего безмерно счастлив, отчего переживаешь детство вновь, во второй раз, а потом в третий… Достаточно конкретно?

Вместо ответа я непродолжительно целую ее в губы, чувствуя, как размазываются маски по нашим лицам.

– Я нахожу тебя забавной, это значит, что я вижу тебя счастливой?

– А я и счастлива сейчас, – улыбается она. Ее измазанное белым гелем лицо беспричинно смешит.

– Безмерно?

– Иначе никак.

Я смотрю на экран телефона. Так и мучит желание о забыть часах, о календаре и всем том, что каким-либо образом напоминает о времени и дате.

– Все, пора.

– Все? – Недоверчиво вскидывает глаза она на меня и одновременно с тем вскакивает, порываясь как можно скорее смыть с себя бремя. – Тогда идем скорее смывать это все, а потом…

– А потом… – Добродушно передразниваю ее я, еле поспевая.

Мы тщательно смываем гель, вытираем кожу насухо, наскоро одеваемся и выходим на улицу. Как странно в рабочий день прогуливаться так, словно весь мир – твое автономное творение, за которым ты только следишь. Утренние люди спешат на смены, успевая заскочить за кофе или обедом с собой, и уж точно вальяжно не прогуливаются, как это делаем мы… Нет, и мы не прогуливаемся. У нас все сложнее: мы не боимся опоздать на работу и получить выговор или даже штраф, мы боремся с самим временем, отвоевываем минуты и вместо того, чтобы радоваться победам, без устали пускаемся воевать дальше. Ближайший магазин в двух домах от гостиницы. Продавщица исподлобья смотрит на нас и бутылку полусладкого так, как будто держит нас за молодых алкоголиков, но ведь ей, в свои пятьдесят с хвостиком, ничего не понять о жажде…

– Ну вот, а теперь… Выпьем по бокальчику. И включим музыку.

– Какую?

– Не знаю. Какую-нибудь молодежную. Дурацкую. Какую слушают для веселья, не вслушиваясь в текст.

Я ставлю на телефоне рекомендованный плейлист для дискотек…

– Громче! – Я делаю громче. – Ну же, еще! – И она подскакивает, смахивая мою неуверенность, к ночному столику, чтобы поставить музыку на максимальную громкость.

От громкого звучания музыки будто бы дрожат стены. Меня вдруг заливает обжигающий стыд перед людьми, которых я в лицо не видел, но которые дрыхнут в соседних номерах…

– И тебе ни капли не стыдно?

– С чего вдруг? – С откровенным непониманием обращается она ко мне.

– Ну, мы все-таки помеха окружающим…

– Да плевать. Вот, выпей. Лучшее лекарство, чтобы избавиться от чертово стыда.

Арина протягивает мне бокал – я глотаю. Волнение не отступает, зато девушка утягивает меня танцевать. Она безвкусно, как на любой дискотеке, взмахивает руками и дрыгает ногами, одновременно смеясь… А что еще нужно для счастья? Дурацкая музыка и раскрепощенность. Не замечая вкуса, я глотаю вино до дна и присоединяюсь к ней. Она будто вовсе забыла обо всех правилах приличия и об этикете. Она топает ногами и изредка даже подпевает ломанным голосом. Вся ее сущность, томящаяся годами, ограниченная от света и свежего воздуха на десятилетия, как будто бы с писком вырвалась наружу… Меня и самого захватывает этот бред, и я как-то отдаленно вспоминаю, что последний раз веселился так в новый год перед выпускным на школьной дискотеке…

В дверь стучат. Потом еще раз. И еще. Стук настырный. Как будто нас уже с суровой решительностью собираются выселять… Успев натянуть штаны и рубашку, я открываю. Передо мной невысокая горничная. Молодая блондинка с собранными в хвостик волосами в черной форме с белыми тонкими полосками. Молодая, чтобы быть суровой, однако жизнь достаточно потрепала ее, чтобы она перестала заливаться стеснениями.

– Вы не могли бы сделать чуть тише? Соседи жалуются.

– Пожалуй…

– Нет, – кричит с конца комнаты Арина. – Тише не будет! Не нравится, пусть идут на улицу!