«У меня — одна, — Авгурова сформулировала ее предельно точно. Никогда в этой жизни не видеть твою мерзкую физиономию…»
Ничего не узнав о карманных деньгах Авгуровой, Фрида сменила тему. Вернулась к обстоятельствам прибытия делегации в Израиль и действиям Принимающей Стороны.
По мнению Остроносой, венгерской авиакомпанией «Малев», перевозившей делегацию была допущена явная бестактность:
— В салоне с посланицами мира из Москвы… Представляете? Летела группа бывших советских граждан — новых репатриантов… Что вы об этом думаете?
— М-да…
Авгурова взглянула вдоль тропинки.
До белокаменного здания Высшего Суда Справедливости, возвышавшегося впереди, были только аллеи роз. Ничто не могло ее освободить…
— Я тащилась от этих старух в самолете! Вы видели их?
Их нельзя было не заметить…
Авгурова тоже обратила внимание на попутчиц: жители с Северного Кавказа были похожи на родственников ее теперешнего мужа. Их смуглые, с неожиданно светлыми холодными глазами лица пугали злобной непредсказуемостью.
В присутствии бывших соотечественников небольшой группе хорошо одетых обеспеченных женщин нелегко было изображать из себя активных посланниц мира…
— В самолете пахло провокацией. Скандалом… Я это чувствовала. Вы тоже заметили? Венгерские стюардессы ехидно переглядывались. Они злорадствовали. А горцы сидели притихшие. Еще бы! Их заманила сюда сионистская пропаганда…
Авгурова смотрела вдаль.
Впереди на аллее носились и орали взбалмошные изрильские школьникимладшеклассники…
Фриде не было до них дела:
— А наша начальница… Я буду еще говорить о ней в Москве… Она полностью от всего устранилась. Пришлось самостоятельно дать отпор…
Так и было. Активистки, вроде Фриды, в самолете разбились на группки. Ставку сделали на тощих затравленных старух-горянок. Тем все еще казалось, что советская власть имеет над ними силу, по крайней мере в воздухе. Старухи нервничали, подозревали подвох…
Контакты с ними активистки прекратили, едва шасси авиалайнера коснулись бетона.
Авгурову все это не трогало.
Бывших соотечественников сразу отделили от других пассажиров. Но и тех, и других, ждала еще одна совсем короткая — последняя — встреча. Делегация получала багаж, когда горцы появились снова — новая родина раздала им первые деньги и теперь развозила на такси по гостиницам.
— Счастье, что мы не оказались вместе с ними…
Путешествие по Саду Роз затянулось. Время от времени Остроносая прекращала расспросы, нарочито умилялась:
— Смотрите! Какая красота…
Между двумя розариями впереди показался крохотный белый домик — два маленьких окошка, забранные решетками, две красные симметричные дверцы с ключом в каждой…
Вокруг, побросав свои рюкзачки, бесились израильские младшеклассники.
— Как романтично! Что это?
— Думаю, туалет.
До здания Высшего Суда Справедливости было уже рукой подать.
Горбоносый гид и миротворки были уже далеко впереди.
— Не прощу себе, если не воспользуюсь… Извините, — Остроносая открыла одну из дверей.
Израильские дети вокруг буквально ходили на головах.
На одном из семинаров делегаткам рассказывали, что полное попустительство малышам — составляет тут едва ли не самую суть здешнего воспитания.
Лет до пятнадцати дети делали, что хотят. Потом — перебесившись в детстве, они уже не представляли особой угрозы для окружающих. Поэтому ночью, рассказывали, тут можно было без опаски проходить мимо стоящих кружком израильских подростков.
Эти, у туалета, еще не не достигли критического возраста.
Орали, носились. От них можно было ждать чего угодно.
Две молоденькие израильские учительницы, сопровождавшие детей, даже не пытались что-либо предпринимать, невозмутимо трепались в сторонке…
Не долго думая, Авгурова подошла к двери, за которой только что скрылась Остроносая, осторожно повернула ключ. Происшедшее можно было потом легко объяснить шалостью израильских баловников.
Отделавшиссь от слежки, она, не оглядываясь, быстро двинулась вдоль аллеи. Внутренний дворик Верховного Суда Справедливости был уже рядом.
Здание усиленно охранялось. У входа внизу у Авгуровой тщательно проверили сумочку. Авгурова быстро поднялась наверх.
Ей было не до осмотра здание, хотя оно оказалось и в самом деле достойным восхищения.
Главным его архитектурным достоинством была искусно созданная игра света и тени за счет естественного освещения лобби и залов. Свет проникал в здание через окна и проемы в потолке. Но это ее интересовало лишь поскольку-постольку.
Телефоны-автоматы оказались на втором этаже.
Как и все здешние аппараты, вплоть до уличных, они имели выход на спутниковую связь и соединяли со всем миром, в том числе и с Москвой.
— Алло!
Было хорошо слышно, словно они находились в соседних комнатах.
— Все хорошо. Запиши…
Передача шестизначного номера валютного счета и трех цифр — номера отделения банка «Апоалим» уложилась в считанные секунды. У супруга на столе перед телефоном были всегда наготове карандаши и бумага.
Он все быстро усвоил.
— Сегодня же распоряжусь. Завтра все будет. Как у вас там погода?
— Весна…
— А у нас еще зима… И вообще…
От нее не укрылось: Авгуров неспокоен.
«Телефон прослушивается…»