Зерна

В июне зарядили дожди. Для урожая не страшно — хлеба еще зеленые, но полевые работы остановили, и сестра моя Еня решила созвать гостей. Подумала: начнется сенокос да уборка, когда-то еще соберешься? Тут как раз приехал ее сын-ветеринар. Пригласила родню и знакомых.

За столом подшучивали, что ножки у стола подломятся: так много закуски и стряпни. Первую рюмку подняли. Хозяин дома, Василий, встал: «Ну, спасибо, гости дорогие, не побрезговали приглашением. Жаль только, не всем удалось собраться…»

И вдруг навзрыд заплакала, запричитала другая моя сестра Нюра. Не смогла сдержать горя, не выдержала, вспомнила своих детей, живущих в трех километрах и не сидящих с ней за столом… Потом, когда меня телеграммой вызвали, я все узнала. Мне они по очереди, как на исповеди, все рассказали…

Е н я: …так и испортила все застолье. Она, Нюра-то, как ушла от сына и снохи, жила все одна, одиноко ей. Приходила часто ко мне, плачет, жалуется, голова, говорит, стала болеть. Я говорю Васе, мужу, пусть у нас живет, не стеснит, раз дети так к ней относятся. И стала жить, помогала мне, я ей. Было ей невперенос тяжело, все думает-думает, ходит по двору. Я говорю: «Брось ты, Нюра, не думай, все хорошо будет». А сама понимаю, какое там хорошо, совсем ее сыновья забыли. Спать по ночам перестала.

И вот как-то сидит однажды и говорит, мне даже страшно стало:

— Уйду я, Ень, все равно уйду.

— Куда это ты уйдешь?

— На тот свет уйду, бог смерти не дает, сама попрошусь.

Я поругала ее, что ты, говорю, опомнись, такие слова говоришь. И так наша жизнь коротка, чтоб ее убавлять.

Я-то думаю, ей бы работать на людях, так легче бы было, да уж года не те, силы той нет…

Как созвала я гостей, она мне помогала стряпать. Пельмени затеяли, она вроде как ожила, даже посмеялась: «Ну ты, Ень, каждый пельмешек, как пирожок, загибаешь. Я так не умею». Я рада, что она забылась, не даю ей задуматься, — то, другое готовим, пирог поспел. Командую: «Вынимай. Да за огурцами сходи, луку зеленого нарви». Сама кручусь, и радостно нам стало: совсем как в детстве мы с ней хлопочем, две сестренки. Обе еще пожалели, что нет с нами тебя, Варя.

Но, думаю сама себе, что это мужа долго нет, а я ему наказала поехать да позвать Нюриных сыновей. У нее два сына — Геннадий да Борис, а дочь замуж в Свердловск вышла. Думаю, придут, так не помирятся ли? Они как вроде и не ссорились, а вот такое отношение к ней сложилось.

Вернулся муж, дал понять, что не вышло, а при гостях не стал рассказывать. Сели за стол. Я не успела, наряжаюсь в кухне — зовут меня. «Начинайте, кричу, сейчас выйду».

Вася налил уже и вот только встал — тут она заплакала…

В а с и л и й: …я бы порол таких детей! Что это за дети — мать родную не помнить? Взрослые уже, пора понять, что двух матерей не бывает. Мне Еня велела съездить за Генкой и Борисом. Я говорю, зря ты это выдумала, но что с бабой спорить, поехал: тут рядом.

Только вышел за крайние дома — машина. Ну, думаю, подбросит. Поднял руку, гляжу — Генка. Он шофером. «Здорово!» — «Здравствуйте, дядя Вася». Едем. Закурили. Ничего про мать не спрашивает. Ведь знает же, что она у нас живет, и по нашей деревне проезжал. «Эх, думаю, и звать-то неохота». Я — сирота, доведись бы мне узнать, где мои родители, хоть бы фотокарточку увидеть.

— А я тебя звать в гости еду, — говорю ему. Молчит. А мне он нравился, Генка-то, пока с этой бабой не спутался, со своей женой. Как отворотила она его. — Чего молчишь? — говорю.

— Как же я один, без жены?

— А я и жену приглашу. Давай заедем, я зайду.

— Не ездили бы вы к нам, дядя Вася, не надо… не может она прийти.

— Ну тогда ты приходи.

— Не могу я — на работе не освободился.

— Суббота ведь сегодня. Ты в гараж едешь?

— В гараж.

— Ну поставь машину, переоденься и приходи.

— Нет, не могу, — одно твердит, — не могу, — а сам глаза отводит.

Плюнул я тут:

— Останови! выйду. Что ты за мужик, тридцать лет тебе, не можешь к родной матери на час зайти!

— Стыдно мне, дядя Вася.

— Смотри, простыдишься. Придешь или нет?

Он смолчал.

Думаю, может, зря я погорячился, может, поуговаривай я еще, пришел бы он, не случилось бы этого с Нюрой.

Зашел и к Борису. Вышла сношенька, в избу не позвала. Бориса дома не было. Так на крыльце и разговаривали. Пригласил ее. Все честь честью. А она, такая облайная, и тут нашла чем попрекнуть: «Ишь, говорит, пьянки да гулянки у вас на уме!»

Мне это очень обидно: что ж за пьянки-гулянки? Начнется сенокос да уборка — до Октябрьской в рот не возьму.

Так не сумел позвать ни Бориса, ни Геннадия…

С ы н  Е н и  и  В а с и л и я: …всегда с радостью езжу домой. Редко бываю. Все отговорки: работа, да дети, да жена. А к родителям все, то по пути, то попросить чего. Да все на ночку, на две, не больше.

А приедешь, как будто опять маленьким стал, все заботы сваливаются.

Приехал в этот раз, в баню сходил. До вечера нарочно почти ничего не ел, ну, думаю, навалюсь, когда гости придут. Всего, моего любимого, настряпано.

Мы с Борисом и Геннадием с детства дружили, вместе рыбачили, вместе на комбайне работали помощниками. У них отец погиб, так к моему отцу любили ходить.