Земной Круг. Море Осколков

Возможно, на миг на ее лице мелькнул легчайший проблеск страдания. А может, ему просто хотелось его увидеть. В любом случае ее голос оставался ровным, как стекло.

— Ты ванстер. Ты не приносил мне никаких клятв. Ты волен идти куда хочешь.

— Я должен, — сказал Рэйт. — Ради своего брата.

В груди стало нестерпимо больно. Он-то надеялся, что она скажет: «Нет, останься, ты нужен мне, я тебя люблю».

Но Скара лишь кивнула.

— Тогда я благодарю тебя за верную службу. — Рэйт не смог сдержаться, щека задергалась. Верная служба, вот и все, что он ей дал. Как любой пес. — Тебя будет очень не хватать.

Он попытался найти на ее лице какой-то знак того, что его будет не хватать хотя бы чуть-чуть, но там была лишь маска. Он глянул через плечо и увидел, что там стоит посланник от принца Кальива. В руках он мял меховую шапку, нетерпеливо ожидая своей очереди.

Мать Оуд, нахмурившись, решительно посмотрела на Рэйта.

— Что-нибудь еще? — Несомненно, она отчасти догадалась о том, что происходило, и теперь хотела поскорее увидеть его спину. Вряд ли Рэйт мог ее винить.

Его плечи поникли, когда он обернулся. Чувство было такое, словно он полностью сам себя перехитрил. Раньше его заботила только возможность врезать кому-нибудь по морде. Скара показала ему отблеск чего-то большего, и он променял это на месть, которой даже не хотел.

Синий Дженнер поймал его в проходе.

— Делай, что должен. Но здесь для тебя всегда будет место.

Рэйт не был в этом уверен.

— Скажи мне, старик… если ты совершал зло… делает ли это тебя злым?

Дженнер удивленно посмотрел на него.

— Хотел бы я знать ответ, парень. Я знаю только, что прошлое не изменишь. Можно только стараться сделать завтрашний день лучше.

— Ага, наверное. — Рэйт хотел обнять старого налетчика на прощание, но эта золотая цепь делала его слишком важным. Так что он лишь неловко ухмыльнулся, глядя на свои грязные от копки сапоги, и медленно пошел прочь.

Глава 45

Голова и сердце

Рассвет был чистым и бодрящим, и от дыхания Скары, Лаитлин, Друина и их охранников, рабов и слуг медленно поднималось облачко пара. Они смотрели вниз с пандуса, ведущего в гавань.

Король Утил обратился в пепел, а король Друин был слишком юн, так что пришлось Отцу Ярви вести флот на расплату с Верховным Королем в Скекенхаус. Обязанность выступать за Отца Мира не помешала этим утром юному министру Гетланда выполнять работу Матери Войны, как и любому воину.

Когда яркая Мать Солнце показалась над высокими стенами Оплота Байла, длинные тени поползли от дюжин носовых фигур, выстроившихся ровно, словно лошади на параде. Все гребцы были готовы и спокойны. Отец Ярви мрачно махнул королеве Лаитлин, а затем его высокий громкий крик зазвенел над тихой гаванью, и корабли разом начали двигаться, словно у этих сотен мужчин был один разум и одно тело.

— Похоже, Отец Ярви стал нашим вождем, — сказала Скара.

— У войны есть способы открывать в людях новые грани. — В голосе Лаитлин ясно читалась гордость, когда она смотрела, как корабли Гетланда попарно отплывают в море. — Он немного рисуется и заикается немного. Но я всегда знала, что в Ярви кроется решительность. Ваша удивила меня куда больше.

— Моя?

— Разве не вы твердо выстояли против бесчисленных армий Верховного Короля? Вы очень сильно изменились, кузина, и совсем не напоминаете ту изнуренную девушку с заплаканными глазами, которую привели в мои покои.

— Все мы изменились, — пробормотала Скара.

Она увидела Колючку Бату, хмуро стоящую на носу своего корабля. Одну ногу та поставила на борт, словно хотела попасть в Скекенхаус еще быстрее. Корабль принадлежал одному из Спутников Светлого Иллинга, носовой фигурой был золотой баран, но Колючка обожгла его до черноты, которая лучше подходила ее черному настроению и черной репутации для тех, кто был на стороне Верховного Короля. Скара посмотрела на членов команды на их морских сундучках. Опасные люди, связанные местью. И тут она увидела светлую голову, которая покачивалась с каждым взмахом, и заставила себя отвести взгляд.

Вчера в Зале Байла она хотела попросить его остаться. Приказать ему остаться. Она открыла рот, но в последний миг отпустила его. Заставила его уйти. Она не могла даже по-настоящему попрощаться с ним. Это было бы неприлично.

Она не знала, была ли это любовь. Это не было похоже на то, о чем поют барды. Но что бы она ни чувствовала, это было слишком сильным, чтобы рисковать, когда он за ее дверью каждый день, каждую ночь. В этом случае ей пришлось бы быть сильной каждый миг, и рано или поздно она бы ослабла. А так ей пришлось быть сильной лишь раз.

Было больно отталкивать его. Еще больнее было видеть, какую боль она причинила ему. Но Мать Кира всегда говорила, что боль — это часть жизни. И все, что можно поделать — это взвалить ее на плечи и двигаться дальше. Ей нужно думать о своей земле, о своем народе и о своем долге. Глупо тащить его в свою постель. Эгоистично. Опрометчивая ошибка, и она не могла себе позволить повторять ее.