Зелёные глаза

Мы прошли вдоль всего острова, и в самом его начале нашли очень симпатичное местечко с хорошим берегом. В небольшом заливчике играла какая-то рыба, явно напрашиваясь в наш котелок.

Рыбачить на бешеной стремнине, где поплавок и секунды не продержится, – перспектива не очень. Один раз я попробовал зайти в воду. Нет. Уж лучше где потише, в заводи.

Прямо от острова шумел перекат. Огромные подводные камни превратили реку в свирепого зверя. Я даже не смог представить, как в этой каше может пройти моторная лодка, а они время от времени пролетали. Нам было особенно приятно, что моторки пролетали мимо нас, не замечая самого лучшего местечка на всей реке.

Незаметно небо испортилось. Солнце уже не радовало нас, затерявшись в серой, на первый взгляд, безобидной дымке. Мы занялись наведением порядка. Лёха уже успел закинуть удочку и выдернуть хорошего гольяна. Меня это слегка расстроило: а почему не тайменя?

Лёха пожал плечами и снова закинул удочку. Всё повторилось с точностью до миллиметра. На берегу трепыхался братишка первого гольяна.

– Так они нам всю рыбалку испортят, – с грустью заметил Лёха.

– Ничего. Ночью всегда клюёт крупная рыба, – не сомневаясь в своей правоте, заметил я и тоже закинул свою удочку. Но мой поплавок замер. Лёха даже раскрыл рот от изумления. Под его ногами трепыхались уже штук пять наглых гольянов. Все они так и просились на сковородку. Но кому захочется возиться с мелкой килькой: их же чистить устанешь.

– Ну и ладно, – успокоил себя Лёха. – Гольян тоже хорошая рыба. Мы из него навар сделаем. А на нём потом хорошую уху сварим.

Мне эта мысль понравилась, и я отправил рыбёшек в котелок. Перед этим я разгрузил его, определив лимонник в полиэтиленовый пакет. В том, что мы поймаем большую рыбу, я не сомневался.

Дымок от костра сладко щипал глаза, а треск сухих веточек ласкал уши. Сказка! Пока Лёшка вытаскивал местную кильку, я успел приготовить место для ночлега, накосив походным тесаком травы в глубине острова. От травы шёл душистый запах, она была упругой и приятной на ощупь, и на ней было приятно лежать, и наслаждаться пейзажем. Так бы и не вставал с нагретого места. Упрямый Лёха только успевал насаживать червяка на крючок и плевать с приговором: «Ловись рыбка большая!»

– Ты зачем на червяка плюешь! Ему и без того обидно. Тебя бы вот так! А потом ещё и плюнуть! А?

Лёха доволен: двадцать – ноль в его пользу. Я смирился с тем, что мой поплавок уснул. Куда мне со своей дрыной против Лёхиной удочки, лёгкой, гибкой. Бамбук. Аж изгибается под гольяном.

– Может хватит детей мучить, варвар! У них же родители есть.

– Ничего себе дети! Чуть ли не лапти. Еще штук двадцать – и на уху хватит.

– Ага!

Я уже хотел сказать: «Еще пять тысяч семьсот двадцать пять вёдер, и золотой ключик у нас в кармане!» Но только я произнёс про себя эту магическую цифру, как поплавок мой вдруг нырнул. Через секунду он снова появился, но уже в другом месте. Я так пригрелся на своем месте, так меня расслабило, что в первое мгновение даже не сообразил, как поступить.

– Клюет! Тяни! Ты что, не видишь?

От страха и неожиданности Лёха бросил свою бамбуковую удочку, на которой уже, наверняка, очумелые гольяны сжирали бедного червя, и ломанулся к моей удочке. Леска на удочке натянулась, удилище, лежавшее на земле одним концом, а другим на рогульке, вдруг дернулось и сползло в воду.

– Держи! Быстрее! – заорал я и тоже кинулся к берегу. На наших глазах происходило что-то странное, даже страшное. Мне показалось, что в воде, в этой спокойной заводи, где мы даже и глубины толком не знали, сидела вовсе не рыба, а водяной. Он сидел под водой и издевался над нами, дёргая мой крючок и заманивая нас в воду.

– Прыгай, чего стоишь!

– Сам лезь. Я не дурак в одежде лезть в воду.

– Скажи – струсил!

Я так и обомлел. Первая мысль была раздеться и прыгнуть за удочкой в воду. Удочка уже вышла на середину протоки и с хорошей скоростью пошла вниз по течению.

Меня охватила жуткая досада. Рыба уходила из-под самого носа. Я даже не мог представить её размеров. Лёха тоже метался, как зверь в клетке. Лезть в воду он, конечно же, не собирался.

На наших глазах удочка вышла из тихой протоки и скрылась в шумной воде основного русла.

– Это ты виноват! Чтоб ты подавился своими гольянами! – разорялся я, успокаивая себя, и срывая свою досаду на безобидном Лёньке. Лёха понимал, что это пройдет, и только скалил зубы.

– Личинку жалко, – тоскливо вздохнул я.

Услышав это, Лёха изменился в лице.

– Какую личинку?

– А чёрт ее знает. Пока шли, на земле увидел, в трухлявом дереве.

– А пошли, насобираем, если на них такая рыба клюет.

– Ну, вот ещё! Опять в воду лезть. Нет, я лучше гольянов ловить буду.

– Ну, ты и морда! Сидел и молчал. А я думаю, почему на мою ловятся гольяны, а твой поплавок молчит.

– Не царское это дело, всякую мелочь ловить.

Лёха уже машинально делал движения, то вынимая из воды рыбу, то швыряя пустой крючок. В воде творился настоящий ужас. Вокруг его крючка уже кишело тысяча проворных гольянов.

– Лови сам своих пираний, – пробурчал я, разматывая новую удочку.