Завтрашний царь. Том 2

Высоченный купол серого неба. Такие дни теперь звались вёдреными…

Плавные, светлей неба, мягкие волны снежного моря, катящиеся в закрой. Где-то на дне этого моря громоздился бурелом, упокоенный в промороженной толще…

Огромный простор хрустального воздуха, ближе к земле замутнённый куржой от дыхания и шагов…

В мерцающем паоблаке струились тени людей, саней, оботуров, слышались голоса. Змеда, увлекаемая великой сестрой, пошла вдоль полозновицы. Возчик, завёрнутый в огромный тулуп, низко поклонился ей с козел. И даже упряжные оботуры, обросшие пластами и корками инея, повернули тяжёлые головы, принюхались, заревели.

Змеда наконец достаточно успокоилась, чтобы спросить:

– А… где государь?

– Там, впереди. – Эльбиз указала кайком. – Тропит.

– Тропит?..

Змеда помнила, какой это изнурительный труд. Работа для кабальных, невольников, низкорождённых. Слуги валились от усталости, утаптывая дорогу, когда батюшка выезжал на санях… Царевичу Эрелису порно бы сидеть в разубранном болочке. Беседовать с советником Мартхе, при яркой лампе рассматривать начертания Шегардая… вникать в местную Правду… ну, может, объезжать поезд на верховом оботуре. Но тропить?..

Эльбиз пожала плечами:

– Людям нравится, когда рядом кто-то из праведных. Праведные – вожди.

Змеда вдруг обратила внимание, что кожушок у великой сестры был тонкий и лёгкий. Не для стояния на морозе. Не для чинной прогулки.

Как, неужели и она…

– Заменки смеются, – пожаловалась Эльбиз. – Говорят, мы с братом на ноги отяжелели. Бегаем плохо, а тропить совсем разучились.

И унеслась вперёд длинными, размашистыми шагами, оставив Змеду на попечение доверенных воинов и комнатных девок, набежавших из болочка.

«Праведные – вожди», – мысленно повторила Змеда, впервые пытаясь применить это к себе. Здесь, под необъятными небесами, была очевидна вся малость её сонного обжитого мирка. Башня в Еланном Ржавце. Устланная коврами выскирегская пещера, где Змеда замкнулась уже добровольно… Куда везла её передвижная клетка жилых саней? В очередное затворничество? Почему в широком внешнем мире, где праведные – вожди, Эльбиз за свою? А она, младшая всего на ступень, себе места не знает?..

«Не дано, не сбудется, не суждено, – твердил разум. – Клуша бескрылая! В облака за лебедью тянешься?»

Змеда горьковато и отчаянно улыбнулась под меховой харей. Подошла к переднему оботуру. Дала обнюхать руку в вышитой рукавице. И, старательно переставляя плетёные лапки, зашагала перед упряжкой. Сани медленно поползли.

– Вона, залётушки, – еле слышно приговаривал возчик. Заиндевелый, навскидку он показался Змеде древним старцем, но голос звучал мальчишески. – Поминать станете, как праведная государыня вам царскими ножками тропку утаптывала…

Длинный подол, опушённый дорогим мехом, мешал ходу на лапках. Всё же Змеда кое-как приспособилась, через десяток шагов даже возмогла смотреть не только под ноги. Кругом шли поезжане. Возчики, работники, стряпки, опасные воины… Прислушавшись к пискливой стайке чуть не плачущих комнатных девок, Змеда кое-что поняла.

Дорожный люд делился на две неравные части.

Одни, подобно самой Змеде, считали едва ли не мгновения, оставшиеся до тепла и надёжности Шегардая. Они шли об руку со смертью, остро чувствуя её близость. «Рассвело – я живой. Смерклось – я всё живой. Надолго ли?..»

Другим некогда было спохватываться о сроке, отвоёванном у неминучей погибели. Эти люди не выживали, они привычно жили среди мороза и снега, в сумраке бесконечной зимы. Может, однажды зима окажется сильнее. И что теперь, без конца о том плакать? Вечной жизни всё равно никому не сулили…

Змеда всё решительней приминала снег плетёными лапками, в душе царила непривычная смута. Там словно что-то пробуждалось от многолетнего сна. А то и заново рождалось. Змеда беспокоилась, не знала, хорошо это или плохо.

Понятно, долго перед санями царевна не продержалась. Всю жизнь за прялкой – какое тропить? Дав наконец девкам увести себя внутрь возка, Змеда неволей поразилась спёртому воздуху. И вот эту душную тесноту она боялась покинуть?.. Ну нет! Сейчас она отдохнёт, немного подремлет, а после…

Отдав девкам шубу и тёплую душегрею, Змеда не полезла сразу под одеяло. Присела на ложе и некоторое время просто сидела, думая обо всём сразу. Стеклянный жёлудь лампы мотался над головой, сани двигались, и с ними двигалась Змеда. У подушки лежала шестиугольная рамка, и при ней кучкой – деревянные козны, выловленные из мягких складок, все одиннадцать. Змеда рассеянно подтянула к себе рамку и зёрна, начала складывать игрушку. Шипы, зубцы, выступы, вырезы… Всё смыкалось самым простым и очевидным образом. Одно за одно, одно к одному. Исполнив рамку, царевна оглядела узор. Плашки были красивого дерева, все разные. Змеде подумалось, что их можно было упорядочить иным способом, похитрее. Она высыпала козны на одеяло, принялась складывать заново. Деревяшки щёлкали весело и легко.

– Вагурка! – позвала она наконец.

– Здесь я, государыня! – тотчас отозвалась девушка. – Изволишь прилечь?

– Нет, – улыбнулась Змеда. – Подай-ка мне гусли!

Опора на гнев