Завтрашний царь. Том 2

Девочка не видела, как он поднимался. Сразу вцепилась в древко, помогая совне удерживаться в снегу. Лишь представляла, как дядька Косой подтягивает себя на здоровой руке… ищет очередной узел, обхватывает, зажимает ногами… хрипя сквозь зубы, перебирает верёвку, воздевая руку над головой…

Невольница оглянулась, лишь когда её собственные руки стали двумя плетьми, полными боли.

Витязь отдыхал, навалившись грудью на ледяной край. Без повязки на лице, без хари, без шапки, даже без кожуха… может, концом верёвки перевязал, может, внизу покинул, до одёжек ли?

Отдышится невдолге, выползет весь. Обопрётся коленом, где она утоптала для него снег. Встанет, даст ей подзатыльник. Да и пойдут они прочь с этого плёса, держась бережка…

Витязь поднял голову – чёрные свирепые глаза на заросшем чёрном лице. Оскалился, готовясь к решительному усилию…

«Не выпущу», – дохнул бестелесный голос девочке в ухо.

Под ногами, под санными полозьями пугающе хрустнуло… чтобы полмига спустя лопнуть с гулким раскатом. Белый щит просел, как скорлупа надколотого яйца. Девочка ахнула и обрушилась вниз с цельной поляной снега и льда. С верёвкой, совней, санями и дядькой Косым.

Кажется, она завизжала от ужаса лишь на дне, когда долетела. Смолкла, захлебнулась белым крошевом, хлынувшим со всех сторон разом.

Ей померещился стон Косого. Чего только не причудится с перепугу.

А вот голос прозвучал уже въяве, злой, требовательный:

– Жива, что ли, визгуха?

– Тут я, дяденька…

– Недосуг полёживать. Топор неси!

Она приподнялась, варежками смахнула с лица снег. Вверху покачивалось равнодушное небо, струился потревоженный снег. Широкий пролом нарушил многолетние потёмки пещеры, достигавшей, оказывается, каменистого дна. В сумеречном свете невольница увидела красоту. Весь подлёдный чертог до самого свода был заполнен драгоценным мерцающим кружевом. Жемчужными нитями, застывшими в прихотливом движении… Сквозь дрожащие завесы скользила тень, предрёкшая неудачу дядьке Косому.

– Топор, говорю, неси, бестолочь!

Санки торчали из снега кверху полозьями. Раскачать, вытащить, перевернуть… обшарить кузов, помирая при мысли, что топор мог выпасть и затеряться, а всё оттого, что она плохо затянула шнуры…

Витязь тем временем завладел совней и размахивал туда-сюда, сметая ледяные тенёта. Пока девочка перебиралась через завал, он добрался до гладкой стены, сложенной тёмным льдом. Нетерпеливо схватил топор, принялся размеренно крушить – только полетели осколки. В той стороне лежал берег. Если за тонкой стеной другая пещера, дно скоро поднимется к своду. А если цельная толща, можно вырубить что-то вроде ступенек…

«Не выпущу», – вновь прошелестело над ухом. Так явственно, что у неё вырвалось вслух:

– Да что ты всё про невстречу!

Косой зло покосился через плечо…

И лезо со звоном отлетело от камня, так отдав в руку, что разжалась ладонь.

Невольница, присевшая от испуга, кинулась на четвереньках, подобрала, вернула. Витязь не глядя выхватил топорище. Может, прятал отчаяние. Однако ей была внятна отчётливая насмешка, прозвучавшая в стальном звоне: «А неча было в кон ставить. Теперь не пеняй…»

Или это вновь подала голос тень, плававшая на краю зрения, между светом и тьмой?

Витязь как будто дал себе передышку. Поднял совню, вытер клинок, спрятал в нагалище. Управляться одной рукой было неловко. Девочка было подоспела – отшвырнул:

– Помогла уже, хватит!

Она сникла. По её вине обломился лёд и первый раз, и второй. И у Хобота дела вкриво шли всегда из-за неё, он сам говорил. Вот бы очутиться вновь в Шегардае, на улице с мамой. Мама жила под мостом оттого, что дочку продавать не хотела. Вот и ослабела болезнью. Так баба Опалёниха говорила. А мама твердила: «Не слушай…»

«Поди сюда, дитятко», – отцовским голосом окликнула тень.

Девочка успела представить, как шагнёт в полумглу. Оставит невезучее тело, и бесплотный собеседник возьмёт её за руку. Станут они гулять переходами подлёдных чертогов, сказки сказывать… маму, может быть, встретят…

Вот так нежилые жильцы уводят блудных детей.

Девочка знала об этом. Не только от Опалёнихи, мама тоже остерегала.

Ей было всё равно.

– Ты… не батюшка ли мой?.. Отик…

«Между нами множество жизней, маленькая».

Девочка шмыгнула носом, но тотчас возгорелась:

– Тебя… Правосудная прислала? За мной?..

Дядька Косой обходил сплошные стены ловушки. Выстукивал обухом топора. Слушал, каково отзывались. Бесплотный усмехнулся:

«Не торопись через мостик. Из-за него уже трудно что-то поправить…»

Девочка хотела сказать, что вовсе никуда не торопится, просто скучает по маме, а потому – хоть сейчас за все мостики, какие ни есть… Рука, сотканная из блёсток куржи, поманила её в колеблемые завесы, за кучу обломков и снега, оставленную обвалом.

«Помоги, зрящая. Я жду гораздо дольше, чем ты…»

Витязь всё постукивал топором. Искал прохода меж скал, обточенных столетними водоворотами. Матерился сквозь зубы, не находя. Рабыня пошла за призрачным провожатым. Жаль было рушить хрупкие кружева, но иней вырастет снова… о нём ли печалиться двум живым… пока ещё живым… и одному давно неживому?

«Вот здесь. Отвали вакорину…»