Петеряга же приметил, как шевелились его рукавицы, сплачиваясь в две цепные чекуши… Испугался, заорал во всё горло:
– Наших бьют!
Сани меж тем проехали, явив стайку новожиличей с хозяином во главе. Оглянувшиеся обозники бросились спасать своего.
– Дикомыт за оплошку поквитаться пришёл!
– Нет веры злому народишку!
– В кистени, братцы!
Так Светел до Петеряги и не добрался. На него насели скопом. «Я вам, значит, точно баба толкался…» Как водится в драке, дальше думало тело, а память сохранялась единственная: не убить. Самого храброго Светел пустил мимо себя, не забыв добавить ногой. С разворота нырнул под руку второму, всаживая локоть под дых. Сгрёб третьего, впрямь тянувшего из рукава кистень. Швырнул на четвёртого…
– А ну, уймись! – рявкнул на своих Злат, и в его голосе была власть царской крови. – Ты тоже угомонись, вихорь! – обратился он уже к Светелу. – В Шегардае тешься как хочешь, а здесь людей калечить не дам. Чего не поделили?
– Проконал, смириться не может, – слышались голоса.
– Взялся, ишь, лютовать!
Светел поправил сбитую шапку.
– У твоего человека нет чести. Вечор обещал, наутро забыл.
– Не было того! – отрёкся Петеряга.
– Было!
Новожилич оскалился:
– Может, и послухов назовёшь?
«А бают, во дворцах лжи гнездовье, – глядя на подошедшего Кербогу, вздохнул про себя Светел. – Среди бояр сановитых… – Вспомнил Зорку-шибая и совсем загрустил. – Что я у вельмож делать буду, если в простом поезде суда найти не могу?»
– Стало быть, слово против слова, – рассудил Злат. И вдруг улыбнулся. – Что сдумаем, дружина?
«Дружина! – молча скривился Светел. – Не по мерке кафтан…»
– У Богов совета испросим, – с готовностью подхватывая игру, отозвались поезжане.
– Испытать надобно.
– Кто опередит, тот и прав!
«Да я! Хоть до Шегардая тропить! С каждым в очередь! Костьми лягу…»
– Вверяешься ли моему суду, дикомытушко? – спросил Злат. Речь строгая, а в глазах смех.
Светел ответил сразу:
– Вверяюсь.
«Кому ещё, как не родне…»
Петерягу Злат не стал спрашивать. Работнику хозяйский суд первее всяких иных. Петеряга сам подал голос:
– Тропить с ним больше не встану, батюшка. Скучно!
– Какое тропить, – отмахнулся Злат. – Опять раздерётесь. Вот что! Сроку вам отмериваю трое дён. После того мне споёте каждый по песне. Чья выйдет пригожей…
Петеряга надулся, а поезжане стали смеяться:
– Куда противу дикомыта, они все гусляры.
– И со скоморохами водится, поди, наторел.
– Наймита Петеряге! Наймита!
Вперёд шагнул кудрявый парень, сказал звонко и носко, изобличаясь певцом:
– Я за Петерягу предстану.
– А дикомыту скоморох помогать будет?
– Не по совести…
«Чья б корова мычала!»
– Сам за себя постою, – буркнул Светел. – Без краденой помощи обойдусь!
– Болтай больше! Кто поручится?
– Я поручусь, – вмешался Кербога. Под руку увлёк Злата прочь. Шепнул на ухо. Вынул что-то из ворота, показал на ладони.
– Мне довольно слова этого человека, – громко объявил вернувшийся кровнорождённый. – Он не станет помогать дикомыту ни советами, ни подсказкой, и на том всё. А теперь живо тропить, не то к празднику опоздаем!
Светел хмуро спросил:
– Гусельки дашь побренькать, дядя Кербога? Позволишь на мой лад перестроить? А то новые у меня ещё не разыграны.
Скоморох молча кивнул. Светелу показалось, что Кербога был как бы уже не с ним. Со Златом был. Не с ним.
Суд о песнях
Три дня в поезде только и рядили что о Божьих судах. Нынешний затевался больше для смеха, спасением от дорожной тоски, но люди смаковали старины. Кровавые поединки, виселицы для проигравших!
– …С петлёй на шее сидел, пока наймит бился…
– …Тот меч с рукой обронил…
– …Сказал: «Крив!»
– …И самого тот же час на релью!
– …И наймита, и видоков с послухами…
Внимали Кербоге, знавшему деяния андархов так подробно, как выскирегским выходцам и не снилось.
– Пока двое бьются, все позоряне должны стоять в тишине, чтобы ни словом, ни выкриком бойцов не смутить. Кто откроет рот, получит кнута, а первые Гедахи, бывало, смертью казнили. Когда вершат поединок, любое стороннее слово есть ворожба…
Светел тоже послушал бы, но неволей смирял любопытство. Он никогда ещё не творил песен к сроку. Дома, на беседах, всё было иначе. Вынес обществу красный склад под свежий наигрыш – хвала гусляру. Не вынес – обойдёмся вчерашними, нам ли унывать стать. А тут? Гадай ещё, что новожилич родит! Бойся прометнуться с ответьем! Вспоминай, как перед коготковичами краснел, на снасть гудебную заглядевшись!..
Мысль бежала по кругу и вновь улетала в Твёржу, потому что там было тепло. Взмывала и билась в чёрные стены, непроницаемые для зова. «Изнанкой вывернусь, а брата найду. За руку возьму, домой поведу! – Он тщетно воображал Сквару взрослым, в зеркале памяти жил подросток. – Что же спеть тебе, брат, чтоб морок развеялся? Чтоб узнал ты меня, голосу отозвался?.. Моя земля, где песням не смолкать… там ждут братишка, бабушка и мать… погоди, ещё малыш Единец да Искра-сестрёнка… Их тоже в песню вместить? А сглазят злодеи?»