– Этот человек преследовал Варвару. Она мне жаловалась на него. Он и домой ее к себе ранее пытался затащить. А теперь дошел, как видите, до крайности, похитив милицейское обмундирование и машину.
– Кем вам приходится потерпевшая Варвара Семугова?
– Хорошая знакомая.
– И вы бросились «просто хорошую знакомую» спасать?
– Да, а разве не так должны поступать советские люди?
– Откуда у вас пистолет?
– Виноват, совершил правонарушение, нашел его, еще будучи на службе, не смог расстаться с оружием при демобилизации.
Мать Кордубцева отправили в морг. Семена Кордубцева арестовали и поместили в тюремную больницу; его сестре косоглазке Марии оказали первую помощь, диагностировали сотрясение мозга и настаивали на госпитализации, да она отказалась.
Варвару сердобольные подмосковные менты отвезли домой, на Ленинский. Там ей снова пришлось давать показания – на сей раз по поводу убийства своей матери и отчима.
В результате два дела, о преступлениях на Ленинском, тридцать семь «а», и на мытищинском Четвертом спортивном проезде, к облегчению сотрудников подмосковной милиции и прокуратуры, были объединены в одно и переданы Москве.
Какие мастера ни защищали бы пациента, для спецназа могущественной российской спецслужбы преград практически не бывает.
Сидеть охране с пациентом рядом прямо в палате его помощники запретили. Поэтому двое слонялись внизу, под окнами корпуса, обходя его по периметру. Еще двое заняли пост у дверей. Кроме того, охранялся вход на этаж, где разместили особо важного больного. Но беда (для него) заключалась в том, что обороняли его не профессионалы. Точнее, бывшие профессионалы, отставники, которые лет десять, а то и двадцать как удалились от дел. А вот им противостояли молодые и постоянно, каждодневно тренируемые бойцы.
В самое темное и тяжелое (для часовых) время ночи, в три тридцать утра, группа спецназа, даже не тронув тех, кто честно патрулировал пространство перед больницей, скрытно просочилась через главный вход в корпус. (Госпитальный охранник, не имевший к Кордубцеву и его сбережению никакого отношения, мирно дремал на своем посту и ничего не заметил.) Спецназовцы поднялись на крышу здания и оттуда по веревкам спустились к окнам пятого этажа, где как раз располагалась палата Кордубцева. Им не потребовалось даже входить внутрь. Пять выстрелов из-за окна – три в грудную клетку, два в голову – и Елисей Кордубцев испустил дух, что засвидетельствовали запищавшие тревожным сигналом мониторы.
И только тогда на звук разлетевшегося вдребезги окна подлетели двое, оборонявшие периметр снаружи, и те, что дежурили в коридоре рядом с палатой. Увидели какие-то тени, но спецназовцев и след простыл. Бросились на лестницу, на крышу, но никаких следов нападавших не обнаружилось и там. Удивительно, куда они делись? Но ларчик открывался просто: спецназ удалился по пожарной лестнице, через запасной выход, вечно закрытый, ключи к которому были подобраны, чтоб не терять ни секунды времени, заранее.
Вот так, тихо и бесславно, во сне, закончилась жизнь Елисея Кордубцева, который претендовал на то, чтобы стать лидером России и властелином всего мира. Из комы он не вышел.
Кордубцев погиб!
Он не такой, как Брежнев. У него не слишком много друзей в верхах.
Во многом потому, что он еще молод. Шутка ли, Леониду Ильичу – пятьдесят три, а Александру Николаевичу – сорок один. Его друзья просто еще не успели вырасти. Вон Сашка Семизоров поднялся только до главного комсомольца. Остальные – или в комсомолии остались, или на уровне начальников отделов ЦК и министерства, или секретарей райкомов. Объективно говоря, мелочь пузатая. На таких не обопрешься.
Поэтому приходилось рисковать и раскрываться перед не самыми близкими, а только шапочно знакомыми. Следовало, конечно, учитывать, чтоб человек не являлся креатурой Хруща или Брежнева. Или был кукурузником сильно обиженным.
Один из таких, он знал, – маршал и Герой Советского Союза Вакуленко Кирилл Семенович. Очень тот переживал, что не его после Жукова назначили министром обороны, и на Хруща за это наверняка зло затаил. Полководец, как говорят, Вакуленко был неважный. На фронте его «Генерал Паника» называли. Солдат не жалел, бросал в мясорубку целыми дивизиями, лишь бы продвинуть фронт, взять высоту или город занять. На подчиненных орал матом, невзирая на звания и заслуги.