Завоевание Константинополя

Итак, осуждение трусости — неотъемлемая составная часть «рыцарского кодекса», лежащего в основе преподнесения и оценки событий Виллардуэном. В свою очередь, открытое порицание малодушия и имплицитное превознесение смелости выступают двумя сторонами одной и той же медали, а именно — чувства личной чести, превыше всего ценимого автором-сеньором, и свойственной ему как командиру и одновременно «военному историку» заботы об общем успехе предприятия в целом. «Худо делает тот, кто из страха смерти совершает поступок, за который его всегда будут упрекать» (§ 379) — вот квинтэссенция «рыцарского кодекса» храбрости. Иными словами, крестоносцам надлежит, с точки зрения хрониста, быть выше страха смерти — во имя достижения цели похода. С этим этическим принципом, пронизывающим мемуары, связан и другой: главное, по мысли Жоффруа де Виллардуэна,— это перспектива благополучного завершения того дела, ради которого «пилигримы» отправились за море. Трусость же, полагает он, никогда не ведет ни к чему хорошему. За это красноречиво говорят искусно выстраиваемые мемуаристом факты: в самом деле, ведь те малодушные «пилигримы», которые бежали из Задара, кто на торговых кораблях, кто сушей, думая пройти через Славонию, погибли, — «жители той земли напали на них и многих поубивали, остальные же возвратились обратно, прибежав в войско» (§ 161); сложили свои головы, притом в большом числе, и те, кто, желая миновать Венецию, поплыл на фламандских кораблях прямо в Сирию: они поступили на службу к князю Антиохийскому, воевавшему с армянами, но тюрки подстерегли французов и вышли на них из засады, «и франки были разбиты, и никто не уцелел — все были либо убиты, либо взяты в полон» (§ 229—230) (следует перечень наиболее знатных из 80 рыцарей, погибших или попавших в плен). Жоффруа де Виллардуэн всем строем своей речи выделяет это свидетельство как принципиально важное: «И книга ясно свидетельствует, что, кто бы ни бежал из венецианского войска, с каждым приключались несчастье или позор. Недаром говорится, что мудр тот, кто придерживается наилучшего» (§ 231). Трусость отождествляется с наихудшим поведением, а оно, по Виллардуэну, всегда идет в ущерб общему делу крестоносного рыцарства. Точно так же бесславно погибли и те, кто, смалодушничав, первым покинул своего сеньора Ренье Тритского в Филиппополе (§ 345), и те, кто сдался врагу в г. Серры (§ 393—394); сами себя погубили страхом рыцари, оставившие приморский город Родосто, надежно укрепленный венецианцами: получив весть, что болгары овладели Навлией, а ее гарнизон истреблен победителями, защитники Родосто «прониклись таким страхом, словно это они сами потерпели поражение», и в панике бежали, кто на кораблях, кто сушей. В результате «Иоаннис» без труда овладел Родосто, угнав уцелевших в Валахию (§ 415—416).

Постоянному порицанию трусости и малодушия тех или иных рыцарей или целых контингентов их — главной, по Виллардуэну, причины, сгубившей в конечном счете крестовый поход, в хронике противостоит представленная опять-таки сугубо фактографически или, чаще, в имплицитно-нравоучительном виде тенденция к восхвалению тех предводителей, которые проявили себя стойкими военачальниками, мудрыми политиками и хорошими организаторами, руководствовавшимися прежде всего благоразумием. Основное в самохарактеристике, прямо или косвенно даваемой Жоффруа де Виллардуэном, — это его проявлявшаяся на протяжении всего похода и продиктованная именно благоразумием забота о сохранении целостности крестоносной рати. Хрониста в общем-то мало беспокоит ее нравственное лицо: важнейшую свою заслугу, как и других главных предводителей, действовавших в фарватере венецианского политического курса, он видит в том, что все они старались любой ценой отстоять единение «пилигримов», которое, как ему кажется (или как он это старается представить), могло бы служить залогом победоносного увенчания крестового похода.