Читаем Завоевание Константинополя полностью

Это, однако, отнюдь не означает, что Жоффруа де Виллардуэн диктовал свое сочинение, «как бог на душу положит», безо всякой «задней мысли». В противном случае для чего было бы ему столь настойчиво заверять аудиторию в своей правдивости? Аналогичные заверения, правда, присутствуют едва ли не во всей латинской хронографии крестовых походов и, более того, составляют «топос» средневековых хроник в целом, но в каждом данном случае эта традиция, восходящая к античному историописанию («цель историка — истина»), на практике нарушается, и всегда по-своему. Жоффруа де Виллардуэн, как нам кажется, являет собой образец ярко выраженного политически тенденциозного светского историка эпохи классического средневековья. Концептуальный строй его произведения обусловливался в основном побуждениями, вытекавшими из прямых, своекорыстных политических интересов той «интернациональной» группы феодальной знати, которая сыграла решающую роль в драматических перипетиях крестового похода 1202—1204 гг. и в его трагическом финале. Виллардуэн сумел уловить подспудное стремление этой группы к «самоутверждению» в глазах современников и потомков, к обоснованию своей линии в «ложном» крестовом походе — вопреки всему! — и в меру своих способностей изобразить сцепление его событий так, как они рисовались заинтересованным «верхам» сообразно этому стремлению.

* * *

В обширной научной литературе, посвященной Четвертому крестовому походу и его хронографии, уже давно дебатируется проблема достоверности мемуаров Жоффруа де Виллардуэна. Исследователи единодушно признают, что автор действительно был свидетелем всех или почти всех событий, о которых он рассказывает, с начала и до конца, так что многие факты, взятые сами по себе, он и в самом деле передает верно, с подкупающей непосредственностью очевидца и в полном соответствии с подлинно происходившим.

Особенно пунктуален хронист в своих хронологических выкладках там, где у него отсутствует точная календарная датировка тех или иных эпизодов. Тщателен он и в классификации фактов — в тех случаях, когда ему приходится группировать события, совершавшиеся в одно и то же время, но в разных местностях, и выстраивать повествование в хронологически расчлененные событийные ряды. Считается также бесспорной точность и правдивость хрониста в воспроизведении богатой фактической конкретики крестового похода, всего того, что автор видел собственными глазами или знал по надежным источникам. Сюда относятся и сведения, сообщаемые, безусловно, на основе документальных актов, находившихся в его распоряжении и даже скрепленных порой собственноручной подписью «маршала Романии и Шампани», и данные, скажем, о составе отдельных боевых отрядов «пилигримов», об участниках их военных акций в Византии, о самом ходе боевых операций на суше и на море и т. д.

Словом, как правило, признается по крайней мере правдоподобие очень многого из рассказанного этим свидетелем. И не только внешнее правдоподобие: в самых различных отношениях его хроника — это в некотором роде единственный столь полный, а нередко и уникальный по причинно-событийной достоверности, фактографической убедительности источник по истории Четвертого крестового похода.

Из мемуаров Жоффруа де Виллардуэна мы узнаем порой о таких не вызывающих сомнения подробностях событий и их сплетении между собой, о таких эпизодах и оттенках «тайной дипломатии» предводителей крестоносного ополчения, о таких зигзагах их «большой политики», не говоря уже о разнообразнейших сторонах повседневной истории предприятия, о которых остальные источники либо вовсе хранят молчание, либо упоминают бегло, вскользь и схематично.

Из признания всего этого историками XIX—XX вв. тем не менее отнюдь не следует, что они столь же единодушны в оценке хроники, в определении степени соответствия описываемого автором подлинному развитию событий. Напротив, мнения медиевистов насчет того, заслуживает ли произведение Жоффруа де Виллардуэна абсолютного доверия, во всем ли и целиком ли он правдив в своем рассказе, не искажает ли, не затуманивает ли сама общая направленность его повествования, если таковая имеется, настоящую историю крестового похода, притом в ее существеннейших пунктах, решительно расходятся. Каким же образом мы со своей стороны могли бы сегодня, располагая новейшими достижениями медиевистики в области изучения истории Четвертого крестового похода и его хронографии, охарактеризовать произведение Жоффруа де Виллардуэна в качестве документа исторической мысли эпохи?

Перейти на страницу:

Все книги серии Памятники исторической мысли

Завоевание Константинополя
Завоевание Константинополя

Созданный около 1210 г. труд Жоффруа де Виллардуэна «Завоевание Константинополя» наряду с одноименным произведением пикардийского рыцаря Робера де Клари — первоклассный источник фактических сведений о скандально знаменитом в средневековой истории Четвертом крестовом походе 1198—1204 гг. Как известно, поход этот закончился разбойничьим захватом рыцарями-крестоносцами столицы христианской Византии в 1203—1204 гг.Пожалуй, никто из хронистов-современников, которые так или иначе писали о событиях, приведших к гибели Греческого царства, не сохранил столь обильного и полноценного с точки зрения его детализированности и обстоятельности фактического материала относительно реально происходивших перипетий грандиозной по тем временам «международной» рыцарской авантюры и ее ближайших последствий для стран Балканского полуострова, как Жоффруа де Виллардуэн.

Жоффруа де Виллардуэн

История
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное