Обращает на себя внимание следующее: сурово и пространно порицая малодушных, Жоффруа де Виллардуэн вместе с тем не слишком щедр на похвалы рыцарям-храбрецам, вероятно потому, что смелость и отвага представлялись ему качествами настолько обязательными для рыцаря, что их наличие как бы разумелось само собой. Смелые рыцарские деяния — это, в глазах хрониста, нечто обычное, о чем не стоит и распространяться. Иногда только он отзывается с похвалой об отдельных рыцарях, выказавших доблесть в каких-то особо исключительных, экстремальных ситуациях. Эти рыцари называются по именам: рыцарь-командир Жак д’Авень, первый бросившийся в бой за Галатскую башню (§ 160) и раненный в лицо мечом; Николя де Жанлэн, его вассал, поспешивший на помощь сеньору, — он «держался так доблестно, что был удостоен великой похвалы» (§ 160); фламандский рыцарь Эсташ дю Марше, также отличившийся в одной из схваток под Константинополем (§ 168), и некоторые другие. Большей частью, однако, хронист скуп на какие-нибудь льстящие храбрецам суждения: он предпочитает просто рассказывать о подвигах, словно исходя из представления, что подвиги эти сами за себя свидетельствуют. Мы не находим, к примеру, ни слова прямого одобрения там, где хронист повествует об отваге Андрэ де Дюрбуаза, первым взобравшегося на крепостную башню 12 апреля 1204 г. (§ 242), или где рассказывается о доблестной кончине графа Луи Блуаского, тяжело раненного во время битвы под Адрианополем и убитого врагами (§ 357—360), или о героической стойкости Ренье Тритского, который почти 13 месяцев выдерживал осаду в Станемаке (§ 435—438). Хронист приводит одни только голые факты, обходясь безо всяких оценочных комментариев. Откровенно и даже пылко восхищается он разве что отвагой 92-летнего слепого старца — дожа Венеции Энрико Дандоло, необыкновенной для человека его возраста и при его физической немощи. В хронике читаем об удивительной доблести дожа, приказавшего своим людям под угрозой суровой кары первым высадить его на сушу у константинопольских стен и вынести перед ним знамя св. Марка (§ 173—174); перед, казалось, неизбежным 17 июля 1203 г. сражением с греками дож «сказал, что хочет жить или умереть вместе с пилигримами» (§ 179). Исключение, сделанное в этом смысле для дожа, не случайность: это — важный элемент общего апологетического изображения в хронике главы Венецианской республики, о чем дальше.