Зависимость и ее человек: записки психиатра-нарколога

Я не первый додумался очистить коммуникативное поле от вредоносных и бесполезных понятий или хотя бы понизить их в статусе. То, что сегодня известно как безобидно-игривое «биполярное аффективное расстройство», когда-то называлось угрожающе-тягостным термином «маниакально-депрессивное помешательство». В Японии «шизофрению» переименовали в «расстройство интеграции»[97]. В Корее тоже. Потому что, подумали японские и корейские врачи, человека разрушает не только шизофрения, но и известие о том, что у него шизофрения. После терминологического ребрендинга с пациентами стало проще говорить об их проблеме, а пациенты стали охотнее соглашаться на лечение, что улучшило показатели их здоровья. Зависимость тоже лишили статуса ключевого диагноза: в DSM-5 вместо «синдрома зависимости» фигурирует «расстройство употребления психоактивных веществ». Здесь, как мне кажется, важна не «эвфемичность» замены терминов, а именно разжалование «синдрома зависимости»: он больше не является чем-то «жанроопределяющим». И ничего, мир аддиктологии не рухнул. Думаю, если бы у меня были проблемы с алкоголем, для решительных действий мне было бы достаточно понимания, что эти проблемы есть. Ни одна проблема – это не проблема in se. Любая проблема – это проблема в отношении чего-то. Она покушается на что-то. Из-за проблемы страдает то, что для меня важно. То, что ценно. То, что я не готов терять. Проблема своим режущим концом направлена на мои ценности, и меня это не устраивает.

Что, если убрать из уравнения всю нейробиологию? Когда я задал себе этот вопрос, у меня заныл мозг – ну, или что в таких случаях обычно ноет у господ ученых вместо души. И все же люди справляются и без знаний по нейробиологии зависимого поведения. И что, если убрать стадии поведенческих изменений? (По ту сторону океана во сне беспокойно зашевелились Джеймс Прохазка, Джон Норкросс и Карло ди Клементе.) Хотя за основу основ я взял именно идею стадийности поведенческих изменений, я с самого начала видел несоответствия, я о них писал прежде. Что, если на несколько минут забыть об этих пяти стадиях и фокусироваться на том, что они описывают? Они описывают готовность. Стадии как бы говорят: готовности к изменениям у людей сначала нет, потом она формируется в процессе размышления, потом, когда она сформирована, люди готовят свою жизнь к изменениям, потом приступают к реализации этих изменений и при хорошем раскладе поддерживают достигнутые результаты и даже добавляют к ним новые достижения. Готовность, подумал я. Все остальное – лексический мусор. Что, если понятия, которые описывают реальность, заслоняют собой эту реальность и мешают нам лучше видеть ее? У этого явления даже есть название – «нагруженность теорией». Что, если стадии и процессы поведенческих изменений, заботливо и подробно описанные по ходу изучения исследовательских данных, заслоняют от меня мелкие, но важные подробности реальной жизни моих пациентов? Готовность… Действительно, что может пойти не так, если я оставлю одну только готовность? Но готовность выглядит неряшливо и неполноценно без указания ее предмета, ее цели. Готовность к чему? В случае с синдромом зависимости можно набросать список терапевтически релевантных готовностей: готовность наблюдать за своим аддиктивным поведением и делать фактчекинг в течение месяца (чтобы увидеть и убедиться: ожидал получить то-то, а вместо этого или вместе с этим получил то-то и то-то); готовность снизить количество и частоту употребления (чтобы оценить, возможно ли это в принципе и если да, то какой ценой); готовность сделать одно-, двух- или трехмесячный перерыв в употреблении (чтобы посмотреть, какова она, эта трезвость); готовность, в конце концов, жить трезвой жизнью. Готовность достичь той или иной цели всегда связана с каким-то поведением. Если я готов из точки А дойти до точки Б, то встать и двигаться к точке Б – это поведение, без которого выделение проблемы, беспокойство о ценностях, выявление готовности, целеполагание не имеют смысла.

Итак, вместо тяжеловесного понятийного аппарата у нас есть: 1) проблема; 2) ценность; 3) готовность; 4) цель; 5) поведение.

4

Истории известных мне людей, избавившихся от аддиктивного поведения достаточно быстро и без особых знаний и навыков, без медикаментов, психотерапии, меня, безусловно, воодушевляют. Но я бы хотел услышать о десятках тысяч, а лучше о миллионах таких случаев.