И я вновь вернулся к своей основной задаче – к поиску в этом водовороте снов и видений головы Мимира или хотя бы каких-то ее следов: намека на рунический знак или промелька мысли – даже мельчайшего их фрагмента мне было бы достаточно. В голове Мимира было заключено невероятное магическое могущество, и
Тор, который, видимо, решил, что мы с Попрыгуньей слишком много разговариваем, грозно прорычал у меня за спиной:
– Ты бы поменьше болтал и побольше по сторонам смотрел! Не то с моей помощью собственным языком подавишься!
Пришлось на какое-то время умолкнуть, и я, оставшись наедине со своими тревожными мыслями, все пытался найти ответ на вопрос: почему Один не сказал мне правду? Пусть он не меньший лжец, чем я сам, но зачем ему понадобилось связываться с Хейди? Почему он предпочел ее? Почему не поверил мне? Конечно же, не только потому, что некогда я переметнулся на сторону противника и тем самым положил конец асам и созданным ими мирам. Нет, у Одина наверняка был иной мотив, получше наказания за предательство. Я, собственно, что хочу сказать: на меня ведь всегда можно положиться. По крайней мере до тех пор, пока вы будете помнить, что я по природе своей абсолютно ненадежен.
– Фрейя! – вдруг сказала вслух Попрыгунья, наверняка сумев как-то прочесть мои мысли, хотя мне казалось, что здесь это совершенно невозможно. Особенно если учесть, что мы с ней более не делили одно и то же ментальное пространство. – Неужели она действительно того стоит, как ты думаешь?
Я обернулся и с удивлением посмотрел на нее. Она уже сменила пижаму с пингвинами на платье из какой-то серебристой ткани; сбоку на платье был разрез до середины бедра; на ногах у нее красовались сапоги на высоченных каблуках, а светлые волосы она собрала в узел и закрепила бриллиантовой заколкой.
– Только не пытайся меня убедить, что ты именно так представляешь себе облик богини, – тут же предупредил ее я.
Попрыгунья с удивлением оглядела себя.
– Я и не собиралась… Скажи, а почему это я все время меняюсь?
– Здесь всё постоянно меняется. Вспомни, ты же находишься в царстве Сна.
Она немного помолчала, явно пребывая в замешательстве, но потом вернулась к прежней теме:
– Один, должно быть, действительно любит Фрейю, раз рискнул нашими жизнями, надеясь ее вернуть – твоей, моей, Эвана, Мег…
Я резко ее прервал. Слушать это было невыносимо, и я совершенно не намерен был оставлять Попрыгунью в заблуждении относительно того, что Один – герой безусловно романтический.
– Ты ошибаешься, принимая страсть за любовь, – сказал я. – Любовь может быть и безумной, и переменчивой, страсть же всепожирающа. И уж если она вцепится в кого-то своими когтями, то этот несчастный скорее весь мир сожжет, чем от предмета своей страсти откажется.
В ответ Попрыгунья робко и как-то тоскливо улыбнулась. На ней уже снова была пижама с пингвинами.
– Мне просто очень хочется, чтобы это была не Стелла, – грустно сказала она, и я сразу почувствовал, чтó ее терзает, хотя мы с ней больше уже и не обитали в одном теле. – Со Стеллой у Эвана нет ни малейшего шанса. И никогда не было. Он давно должен был бы и сам это понять. Стелла никогда не допустит, чтобы ее даже мертвой увидели в обществе…
Я так до конца и не понял, кого именно она имела в виду, произнося слово «калека». Эвана или все же себя? Но она молчала и, опустив глаза, изучала собственные руки; одно ее запястье, точно браслеты, обвивали серебристые шрамы, очертания которых так напоминали зеркальное отражение
– Ни он, ни ты ничуть не ущербны, – сказал я. – Ибо доказали, сколь многое можете пережить – и выжить.
И после этих слов я вновь занялся поисками головы Мимира, а мое чудовищное дитя, мой конь-паук все продолжал плести свою паутину в восьми мирах разом, все мчался вперед и вперед, вдоль и поперек пересекая царство Сна.
Глава третья