Завет Локи

И тут к ней снова вернулось исходное обличье – о, она была поистине великолепна! С головы до ног окутанная пламенем, безжалостная, пугающая! (Признаюсь честно: она страшно меня возбуждала, я прямо-таки сгорал от страсти!) Затем она повернулась к Джонатану Гифту и выпустила в него одну-единственную тяжелую руническую стрелу…

Это была страшная руна Хагалл, Разрушительница. В сочетании с руной Соль, солнечной руной, она создавала невероятно могущественную комбинацию. Это поистине смертоносное, хотя и довольно примитивное оружие, и Гулльвейг-Хейд воспользовалась им со свойственным ей коварством. С силой выпущенная стрела пролетела через весь зал и…

– Останови ее! – вскричал я, обращаясь к Тору, а сам мгновенно выбросил в качестве щита руну Йир, надеясь успеть защитить нашего архитектора. Между тем до Тора – с сообразительностью у него всегда было плоховато, хотя в случае необходимости он порой действовал куда быстрее, чем можно было бы себе представить, – наконец-то дошло, кого на самом деле ему больше всего хотелось бы прикончить. В один миг он буквально накрыл Хейди своей тушей, но, к сожалению, выпущенная ею магическая стрела летела быстрее. С легкостью пробив выставленный мною щит, она ударила Джонатана Гифта прямо в лицо.

Джонатан страшно закричал, корчась от невыносимой боли и прижимая руку к левому глазу. Вскоре стало ясно, что мой рунический щит все же принес некоторую пользу, существенно снизив скорость стрелы, так что рана, нанесенная Хейди-Искусительницей, оказалась не смертельной, хоть и выглядела пугающе. Джонатан Гифт даже не упал; он так и остался стоять, закрывая руками лицо. Сквозь пальцы у него сочилась кровь. А вот призрак Оракула невероятно оживился: он как-то незаметно увеличился в размерах настолько, что заполнил все пространство вокруг нас не только своей эфемерной сущностью, но и странным запахом благовоний, а также звуками разлетающегося вдребезги стекла.

И действительно – во всем огромном соборе один за другим лопались цветные витражи, превращаясь в мелкие осколки. Хлопки и звон раздавались то в восточном приделе, то в западном. Казалось, одновременно начали захлопываться двери всех Девяти Миров. У меня на глазах вдребезги разлетелся витраж с изображением героической гибели Одина. Затем со звоном осыпался тот, на котором был воспет последний подвиг Тора. И почти сразу в облако сверкающей стеклянной пыли превратился витраж, посвященный моему падению с небес вместе с Хеймдаллем.

– ТЫ ОСМЕЛИЛАСЬ НАПАСТЬ НА МЕНЯ? – прогремел великанский, нечеловеческий голос Оракула. – ПРЯМО ЗДЕСЬ, В МОЕМ ХРАМЕ? ИСПОЛЬЗУЯ МОИ РУНЫ?

Я сильно щурился, стараясь, чтобы в глаза мне не попали осколки цветного стекла, свистевшие вокруг, точно шрапнель. Пожалуй, думал я, мой план начинает понемногу выходить из-под контроля. Оракул явно разбушевался, а всякая сильная эмоция – это риск того, что он может проснуться. А значит, закончится и этот сон, что само по себе, не говоря уж о пробудившемся Оракуле, может для всех нас оказаться крайне опасным. До сих пор, впрочем, сон Мимира был достаточно крепок и выдержал даже «переправку» его головы из одного мира в другой. Однако присутствие в царстве Сна живого Джонатана Гифта явно вызвало некие химические реакции: даже сами стены и воздух в храме переменили свои цвета на зловещие, грозовые; казалось, этот сон полон кипящей, злобной, словно пойманной в ловушку энергии. И мне стало ясно, что этот огромный пузырь, тонкая оболочка которого защищает нас от дикого смертоносного потока Сновидений, может в любой момент лопнуть.

Я стал потихоньку придвигаться к Слейпниру, единственному нашему средству спасения. Но Оракул по-прежнему нависал надо мной, точно проклятие. Достаточно еще одного сюрприза со стороны Хейди, чтобы его окончательно разбудить, и тогда…

Вдруг у меня за спиной раздался чей-то голос, показавшийся мне одновременно и знакомым, и незнакомым. Я обернулся и увидел, что Попрыгунья преспокойно стоит в самом «оке бури» и уверенно говорит, задрав голову и глядя прямо на Оракула:

– Но ведь это вовсе не твои руны, не так ли? Они предназначались для кого-то совсем другого.

Глава четвертая