Заставлю вспомнить Русь...

Когда Фулнер, будто нечаянно или от усталости, два раза подряд споткнулся и затем со всего маху упал плашмя вместе с сотником на камни, он наконец добился своего. Разбросав в стороны руки, подогнув под себя раненую ногу, русич остался неподвижно лежать, не делая попыток подняться. Испуганный викинг быстро перевернул его на спину, заглянул в бледное, осунувшееся лицо, приложил ухо к груди. Сердце раненого еле слышно билось, и Фулнер, облегчённо вздохнув, осторожно принялся трясти его за плечо.

   — Сотник, что с тобой? Очнись, слышишь...

Русич слабо застонал, открыл глаза. Ничего не понимая, повёл взглядом вокруг себя. Вскоре в его глазах появилось осмысленное выражение, они остановились на викинге. Опершись на локоть здоровой руки, сотник попытался поднять голову, однако тотчас уронил её на грудь.

   — Гирдман, помоги, — тихо, почти шёпотом произнёс он. — Прислони меня к тому камню и присядь рядом. Мне надобно сказать тебе нечто важное.

С радостно забившимся сердцем Фулнер выполнил просьбу раненого, опустился подле него на колени.

   — Что с тобой, сотник? — как можно ласковее спросил он. — Устал, плохо себя чувствуешь? Полежи, отдохни — и пойдём дальше.

По бескровным губам русича пробежало подобие горькой усмешки.

   — Поздно, гирдман. Я отходил на земле всё, что было отпущено мне богами. Они уже ждут меня на Небе, души предков зовут меня к себе. Но прежде чем встретиться с ними, я должен исполнить до конца долг воина-русича. Гирдман, поклянись, что выполнишь последнюю волю умирающего.

   — Клянусь! — торжественно произнёс Фулнер. — Клянусь именем Одина и честью викинга.

   — Вначале прости, что сказал тебе неправду, — с трудом выталкивая изо рта слова, начал русич. — Я не одинокий беглец, как ты, а из второго отряда русичей, что высадился на берег после тех трёх сотен, которые ты пытался отыскать. Сам главный воевода Асмус послал меня в замок кмета, дабы я...

Раненый смолк, зашёлся в кашле, некоторое время лежал молча. Потом заговорил снова, однако настолько тихо, что Фулнеру пришлось наклониться вплотную к его лицу, чтобы расслышать обращённые к нему слова.

   — Гирдман, души моих предков вокруг нас, они явились за мной, их голоса постоянно звучат в моих ушах. Я не увижу кмета, не смогу передать ему послание воеводы Асмуса. Это свершишь ты, мой товарищ по оружию. Мы оба воины, ты должен хорошо понимать, что такое воинский долг и клятва, данная умирающему.

   — Клянусь, что выполню твою волю, сотник.

   — Оставишь меня здесь, а сам пойдёшь в замок кмета. Расскажешь Младану обо всём, что случилось со мной, и передашь ему... передашь только одно слово — «пора». Слышишь? Молвишь, что главный воевода Асмус велел передать ему «пора». Повтори, гирдман.

   — Скажу кмету: воевода Асмус передал ему — «пора».

   — Теперь забудь про меня и спеши в замок, — с облегчением сказал сотник. — Прощай, гирдман, и пускай Один воздаст тебе сполна за свершённые добрые дела.

Русич закрыл глаза, вновь склонил голову на грудь, бессильно вытянул руки вдоль туловища. Казалось, он мёртв, лишь слабое дыхание да лёгкая дрожь пальцев раненой руки говорили о том, что в нём ещё теплилась жизнь. Не спуская с Владимира глаз, Фулнер разочарованно вздохнул. Итак, он добился своего, но что значит единственное слово «пора»?

Однако предусмотрительный викинг предвидел и такой поворот событий. Пусть ему не дано понять смысл сообщения воеводы Асмуса, возможно, он сможет разгадать то, что кмет захочет передать воеводе в ответ. Но для этого необходимо сделать так, чтобы гонцом от Младана к русам стал только он, викинг Фулнер. Самым же веским доводом в пользу такого решения кмета может быть его появление в замке с настоящим гонцом воеводы Асмуса.

Фулнер поднялся с коленей, быстрыми шагами направился в сторону густых кустов позади себя. Старший акрит вышел ему навстречу, почтительно склонил голову:

   — Слушаю тебя, господин.

   — Быстро готовьте носилки из ветвей. Покуда рус жив, его необходимо как можно скорее доставить в замок кмета.

8

Прискакавшего поздней ночью с южного порубежья гонца Ольга приняла одна. Выслушала, ни разу не перебив и не оборвав, хотя речь его была чересчур тороплива и порой сбивчива.

   — Так сколько всего ромейских кораблей видел дозор на Днепре и близ него? — спросила она, когда гонец выговорился до конца.

   — Восемь. Первыми в реку вошли и стали подниматься против течения трирема и две памфилы. Их мы приметили ещё в лимане на подходе к устью. Когда с заходом солнца корабли повернули обратно, мы отправились вслед за ними и обнаружили ещё дромон с четырьмя хеландиями, приткнувшимися к берегу в полутора-двух вёрстах от устья. Кроме них, мы не видели больше ни одного корабля или мелкого судёнышка — ни ромейского, ни кого-либо из заморских купцов.

   — А ежели другие вражьи корабли затаились не в устье Днепра, где несёт службу ваш дозор, а где-то поблизости? Скажем, в ночном переходе от него? Может быть такое?