Застава в степи

Почему-то Генка решил, что если я немного пополнее его, то могу поднимать такие тяжести, как его персона. Другое дело, когда мы играем в камешки. В чей камень попадут, тот и везет на спине победителя, а здесь для чего мне это испытание. Я же не Жаботинский и не Власов. Вот почему я сказал Генке, что могу с таким же успехом влезть на его плечи. Но Генке не понравился этот вариант, и он предложил натаскать камней, соорудить из них пирамиду, влезть на нее и обозреть окрестности. Не подумав, я поддался на его провокацию, но после того, как мы отыскали несколько твердых комьев земли, свалили их в кучу и Генка, попытавшийся взобраться на них, как на трибуну, упал, я понял всю бессмысленность затеи.

— Идея! — воскликнул мой друг, поднимаясь с четверенек. — Выйдем на дорогу, а оттуда уж мы найдем то место, где ты объедался этой несчастной кукурузой.

Это было, конечно, лучше, чем держать его на своих плечах. Я согласился. Мы начали выбираться из зеленых зарослей на дорогу. Генка снова попытался представить себя вождем одного из племени краснокожих, но я предупредил его:

— Знаешь, что, краснокожий, если ты не перестанешь строить из себя клоуна, я уйду, а ты один будешь бродить тут до тех пор, пока не разыщешь бабушкину веревку.

Синицын сразу вернулся в мир реальности и начал молча прокладывать путь, намеченный нами ранее. Через несколько минут блуждания мы выбрались на дорогу и зашагали в сторону лесополосы, к тому месту, откуда начинался наш злосчастный маршрут.

Тут уже мне пришлось проявить свою способность следопыта, чтобы разыскать отпечатки наших следов, свернувших в кукурузу. А там, встав на колени и будто разыскивая шампиньоны, мы проделали путь до того места, где я храбро встретил нападение тигра. Но веревки на месте сражения не оказалось. Дальше пробираться через кукурузные джунгли стало невыносимо. К коленкам кто-то словно привязал свинцовые колодки, ноги гудели, руки саднило от царапин. Ко всем несчастьям солнце спряталось за горизонт, и в густых, хоть и квадратных, зарослях кукурузы становилось темно, как в пещере.

Следы наши, едва заметные на сухой земле, то и дело пропадали, и их приходилось разыскивать, как геологам алмазы. В сотый, тысячный раз я проклинал своего друга и его глупую затею. Но что было делать? Я продолжал ползти вперед, по едва заметным очертаниям угадывая наши следы. Генка полз за мной. Мне так хотелось, чтобы он хоть однажды поднялся на ноги, сказал какую-нибудь глупость (настроение бы поднялось), но Генка молчал.

Не знаю сколько часов мы, похожие на наших далеких предков, ползли по кукурузному полю, но одно нам стало абсолютно ясно: веревка наша канула в вечность.

Усталые и злые возвращались мы домой. Несколько раз я предлагал Генке выйти на поиски завтра с восходом солнца, но он отказывался. Тогда я сказал, чтобы он достал мне веревку где угодно.

— Хорошо, — чтобы не спорить, согласился Синицын.

— Завтра же, — настаивал я.

— Хорошо.

— Что ты как автомат заладил: хорошо да хорошо?

— Понимаешь, Сенька, я о другом думаю, — сознался Синицын.

— Новая идея? — не удержался я от ехидства.

— И еще какая!

— Ну, конечно, все ахнут, — продолжал я тем же тоном.

— А что? И ахнут. Представляешь, идем мы с тобой, а на поводке у нас Мухтар.

— Это которого на пенсию в милиции списали?

— Нет, свой, — не разделил моего насмешливого тона друг. — На базаре в городе продают породистых собак. Вот бы купить одну и сделать из нее ищейку. Она бы сразу нашла.

— Ах, вон ты к чему. А я думал, что у тебя более высокие цели, передать ее участковому милиционеру или прямо на пограничную заставу.

— Смейся, смейся, — начал ожесточаться Генка. — Я один, без тебя и без вас всех, завтра же куплю овчарку и начну ее дрессировать.

— А жук-кузька, а коммунары уже по боку? — удивился я, отлично зная, что Синицын, загораясь новой идеей, предает забвенью все свои старые, хотя и неосуществленные.

— Я все вместе буду делать, — уверил меня Генка. — Составлю расписание и буду железно его выполнять. Только коммунаров придется отложить до послеуборки. А веревку мы тебе с Мухтаром найдем через неделю. Да, ты знаешь, у меня, должно быть, не хватит денег на собаку, может, добавишь? Тогда я и тебе разрешу заниматься с ней.

— И сколько у тебя не хватает?

— У меня есть три рубля. А хорошая собака стоит рублей десять или побольше. Вот и считай, ты же грамотный.

— Ну и нахал ты, Генка, — только и смог ответить я другу.

Синицын удивился.

— Не хочешь, не надо, я у других займу. Как будто я без отдачи. Соберу и отдам, — сказал он так, словно деньги лежали, как арбузы на бахче, и дело осталось лишь за тем, чтобы подождать, пока они поспеют.

Я бы, может, и дал ему эти семь рублей, но у меня столько не было. Пять рублей, подаренные на день рождения, я берег как зеницу ока, чтобы купить шахматные часы. А они стоят семь рублей.