Застава в степи

Утром, как и в предыдущие дни, мы явились в свой лагерь, открытый на лето при школе. Я ждал: придет или не придет Генка? Вот уже вышел горнист, дежурные приготовились к подъему флага и рапорту, но моего друга не было. «Неужели Генка испугался разбора вчерашнего происшествия? — подумал я. — Неужели он трус?»

— Где же твой боцман? — спросил Грачев, когда мы по команде «становись» выстроились на линейку, держа равнение на красный флаг. Боцманом Синицына звали с тех пор, как у нас в конце прошлого учебного года была создана пионерская флотилия.

— Не знаю, — честно признался я, наблюдая за Фаиной Ильиничной, принимавшей рапорт.

Я все время ожидал, что она поинтересуется, почему отсутствует на линейке Синицын. Но учительница, выслушав рапорт, даже не взглянула в сторону нашего звена. И вообще, она вела себя так, словно вчера не произошло никакого происшествия и как будто Синицын никогда и не ходил в летний лагерь при школе.

Когда каждое звено получило задание — ремонт и окраска парт, пилка, колка дров, прополка грядок на пришкольном участке, помощь поварихе тете Дусе на кухне — Фаина Ильинична объявила, что сегодня она оставляет за себя воспитательницей Лену Тарелкину, а сама уезжает в город окончательно договориться с ветеранами войны о предстоящей встрече. Этому сообщению мы обрадовались больше всего!

Нашему звену поручили ремонт и окраску парт.

Главным мастером мы назначили силача и великана Мишу Саблина. Почему-то у него все здорово выходило. Возьмет в руки пилу, она у него не то, чтобы застрять, поет, как солист в концерте; молоток в его руках ловко, с одного-двух раз, вколачивает гвозди; рубанок, словно чайка над волной — вжик, и стружка-завитушка летит в сторону. А ведь у Саблина не всегда так здорово получалось. Я же помню, как в четвертом классе на уроке труда Пал Палыч ворчал на Мишку за то, что он предпочитал бить молотком не по шляпке гвоздя, а по своим пальцам, и пила у него застревала, гнулась, визжала, как резаный поросенок.

И почему это так получается? Один сначала не умеет строгать, пилить, а потом даже остальных учит, а другой вроде лучше первого начинал, да так и застрял на одном месте. Сколько раз я про это думал, но ответа так и не нашел. Мой папа говорит — вся сила в труде. Трудится человек — добьется своего, делает вид, что трудится — так неучем и останется. Такое можно сказать про кого угодно, но не про меня. Я-то знаю, что не делаю вид на уроках труда, а стараюсь. И отметки у меня хорошие, а вот так, как у Саблина, не получается.

Вообще Мишка очень упрямый парень. Если он чего-то решил добиться — не отступит. Пришли мы раз к Генке Синицыну, а у того во дворе рессора от грузовика лежала, старая, ржавая. Подошел к ней Генка, поднял ее семь раз и нам предлагает. «Ну уж если такой кащей, как Синицын, семь раз выжал, то я десяток свободно», — решил я про себя. Нагнулся, напряг мышцы — раз, и рессора над головой. Опустил. Снова — раз, и она вверху. Так в третий, четвертый. Чувствую, что вместо мускул у меня какие-то негнущиеся проволоки появились. Хочу я выбросить рессору вверх, а руки не разгибаются в локте. Пятый раз кое-как осилил, а от шестого так и отказался. После этого упражнения у меня три дня в лопатках ломило и пальцы дрожали, как будто я перезяб или перепугался чего-то.

— Эх ты, слабак, — сказал Саблин и легко выбросил рессору одной рукой. После второго рывка, он взял железку двумя руками. Скоро лицо и шея его покраснели. Под наш дружный хохот Миша бросил рессору после седьмого жима.

Недели через три Саблин говорит мне:

— Давай зайдем к Синицыну.

А я уже и думать забыл про то соревнование. Только вошли во двор, он предлагает Генке:

— Поднимай железяку.

Генка, как ни в чем не бывало, поднял рессору семь раз и удовлетворенный заложил, руки в карман.

— Теперь ты, Ботвинник.

Это меня они так называют в школе за мое увлечение шахматами. Поднапрягся я, осилил рессору шесть раз. Саблин не хихикал, не подсмеивался над нами. С серьезным видом поднял железяку высоко над головой двадцать раз и спросил:

— Хватит или еще?

— Довольно, — сказал я, чувствуя невольное уважение к товарищу. — Не надо зря надрываться.

— Приходите через неделю, — потребовал Синицын, уязвленный своим поражением. — Я вам сто раз подниму эту штуку.

Но ни через неделю, ни через две Генка не выполнил своего обещания. А Миша записался в секцию тяжелой атлетики. Однажды Саблин раскрыл мне секрет своего успеха. Оказывается, на следующее же утро он пошел на задворки ремонтной мастерской, разыскал там кусок коленчатого вала трактора и каждый день тренировался — утром, днем и вечером. Просто и надежно. И так он делал все. Неторопливо, но верно. Особенно любил Миша мастерить. Теперь многие его соседи не ходили за плотниками, а просили Саблина выполнить какую-нибудь несложную работу: крыльцо починить, дверь на петли навесить, ставни прибить, сделать решетку для дикого винограда.