Заре навстречу

Дойдя до середины стены, привидение остановилось и воздело вверх длинные руки.

- Бежим, - простонал Кешка, - бежим!

Но Костя схватил его:

- Стой до самой смерти, - и приказал: - Беремся за руки. Если потащит, то уж всех.

Что говорило привидение находящимся за стеной людям, ребята не могли понять: они совсем ошалели от страха. И снова, но теперь уже не Гриша, а Тима увидел новое привидение. Оно было черное. Выскочив из правой башни, оно бежало по стене к белому привидению.

Белое спрыгнуло в монастырский двор и бросилось паутек.

- Гляди, гляди, - завопил Кешка. - Оно в сапогах. - Ага, саван скинуло! Чего же мы стоим, ребята?

- Куси, куси! - кричал Тима, показывая Томке на бегущего человека. Куси!

Собаки кинулись разом, а за ними мчался Костя, размахивая черенком от лопаты.

Под ноги белому привидению бросился Ушлый. Собаки кружились вокруг упавшего. Вдруг Ушлый жалобно завыл. Человек вскочил, Костя закричал пронзительно:

- У него ножик!

Человек, прихрамывая, снова бросился бежать, но снова упал, сшибленный теперь Мурыжим.

- Он же убьет Мурыжего! - крикнул Тима, на бегу пытаясь вытащить молоток, но молоток запутался в кармане поддевки.

Тиму обогнал какой-то человек, тяжело и быстро топая ногами.

- Эй, вы! - крикнул этот человек. - Чьи собаки - отзовите!

Тима узнал его: черное привидение оказалось Капелюхиным. Оттащить Мурыжего от бывшего белого привидения было непросто. Тима и Костя тянули его за хвост, а он все не разжимал стиснутых челюстей. Наконец, глухо ворча, сдался.

- Вы кто такие? - спросил Капелюхин мальчиков.

- А мы, - сказал Тима, - здравствуйте, товарищ Капелюхин, привидение пришли смотреть.

- Смотреть или ловить?

- Если не настоящее, тогда ловить.

- Значит, все-таки надеялись, настоящее вам покажут?

- А оно совсем неправдышное? - спросил Кеша.

Капелюхин поднял привидение за воротник и поставил его на ноги.

Мальчики взглянули привидению в лицо и отшатнулись. Лицо светилось голубым таинственным светом.

- Вы что? - спросил Капелюхин удивленно. - Обалдели? - Плюнул в ладонь, потер о лицо привидения и потом показал мальчикам - ладонь светилась тем же мертвенным, таинственным светом.

- Фосфор, - объяснил Капелюхин, понюхал и сказал: - Парным молоком пахнет. - Обтер ладонь о штаны, отчего на них сразу же засветилось голубое мерцающее пятно, и приказал привидению: - Ну, пошли ножками, крылышек-то у тебя нет.

Бывшее привидение вертело головой на длинной сухой шее и капризно жаловалось:

- Собаками травить - это тоже, знаете, варварство.

У меня шея, может, до позвонка прокушена, меня бы на носилки...

- Ничего, ничего, пойдешь ножками! - сказал Капелюхин. - Это у вас в контрразведке после допросов на носилках выносили культурпенько, а мы люди простые, - и приказал: - Рожу-то снегом потри - теперь свечение ни к чему.

Когда бывшее привидение оттерлось снегом, Тима узнал в нем кобрпнского племянника, юнкера, который приходил с офицерским полувзводом разгонять митинг на мельнице. Но сказать это не успел, потому что к нему подошел Костя.

- Ушлый помер, он его ножом проткнул. Надо бы домой отнести и на заднем дворе похоронить. Хоть он и Ушлый, а себя показал.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Еще при царе, а потом при Керенском в пересыльной тюрьме был отведен целый корпус для тех военнопленных, которых привозили сюда из лагерей за различные провинности, а потом за сочувствие большевикам. Большинство военнопленных были чехн, мадьяры, словаки.

В первый день революции большевики освободили их из тюрьмы. Военнопленные с красными знаменами пошли на площадь Свободы и произносили речи с деревянной трибуны, каждый на своем языке. Тима думал, что это уже и есть мировая революция, о которой Косначев говорил на митингах возвышенными словами.

Для бывших военнопленных отвели помещение ресторана "Эдем". И с его балкона теперь свешивались разные флаги. По заданию ревкома работу с военнопленными вели Капелюхин, Эсфирь и мама. Каждый раз, когда они ходили в "Эдем", мама и Эсфирь старались получше одеться.

- Неудобно чумичками к ним являться, все-таки европейцы, - говорила озабоченно мама и кокетливо, набок надспала перед зеркалом шапочку из фальшивого каракуля.

А Эсфирь, поставив на табуретку ногу, начищала ваксой яловые сапоги. Эсфирь владела немецким и французским языками и деловито беседовала с военнопленными, а мама только молча ласково улыбалась им. Тиме очень нравились военнопленные, веселые, общительные и все какие-то не по-русски аккуратные, гладко выбритые.

У всех прически с проборами. Показав маме на Тиму, они тыкали себя в грудь, потом растопыривали пальцы. Это означало, что у них тоже есть дети, и сколько пальцев растопырено, столько детей. Мама улыбалась им за ото еще ласковее.

Ресторан "Эдем" был памятен Тиме еще с тех пор, когда папа организовал в нем солдатский госпиталь. По сейчас тут все выглядело совсем иначе.