Заражение

Мальчик разворачивается, уходит, и она провожает его, дословно из мыслей,«милую попку», спрятанную под мошней денима, пока (но только пока), провожает до момента, когда он соприкасается с другой. Закапала кап-кап ревность, от которых она отворачивается к графику и своему остывающему кофе. В голове стучит обязательный молоточек, призывающий вернуться ее к тому, что дает ей деньги. Рассматривает в упор разнобойно отмеченную черными точками таблицу, точки, с первого взгляда, без порядка, в хаосе по клеткам отдельных прямоугольников. Через несколько секунд между некоторыми из них устанавливается связь. Заглавные к строкам имена в точках по датам местами совпадают. 11 апреля: метками соединены имена Светланы, Виталика, Ильи и Насти. 12 апреля ее прямоугольник бел, 13 – тоже, отметка преследует ее с 14 и дальше до, до густой черной вертикальной полоски, разъединяющей предыдущие со следующими семью столбцами. Имена с кем точка ее не объединяет – из другого племени – неинтересны. Ожидание 14-ого почти роднит с Александром-Анастасией. Вспыхивает спектр, связанный с первым, второй: изображение-чувство-чувство на экране почти разделенного надвое, в помехах и с рябью по бокам, внутреннего взора – сидящая на стуле широкая спина в белой футболке – их первая встреча – симпатия – почти забытый сахар слабости – желание уступать> стоящая рядом, облюбованная одним солнцем, у скамейки, почти в упор, до взаимного связывания ворсинок с кожи, и ощущение теплоты, то ли ее, то ли фантомно – забота с крапинками любви – как будто часть чувств, предназначенные для другого человека – гордость идет с коротким визуальным пояснением того разговора, где Настя признается в наличии у нее своих планов на будущее. С этого момента 14 апреля привязывает к себе чувство спокойствия. И это расслабляет ее уже сейчас, поднимает желание-самой-последней-сигаретки, которую когда-то сама себе обещала, но стремление сломалось и осталось на лагающем повторе на следующие 10 лет, но сформированное таким образом желание подгоняет ее сейчас сильнее, сгущается нависшим грозно общением рабочего дня, который непременно настанет.

Но и Раздумье над этим заканчивается уже в пути, в коротком полусогнутом старте на полтора метра с дивана, уверенное «да» желанию говорит сама себе за срединой линией зала. Размышление перекидывается на предметы требуемые ей для расслабляющего времяпрепровождения: ощущение пачки в кармане джинс передается прямыми углами, дочерчиваются соединяющие их прямые: то ли фантомно, то ли ее. Зажигалку проверяет, сунув руку в правый передний карман, находит, расслабляется до желания ступора. С гладкой поверхностью играют мочки пальцев, поднимаются до кнопки поджига, теребят, останавливаются на выходном отверстии, готовящегося взорваться огнем, ласково по каемке, уже вожделея, отправляет большой палец на бок – запечатать название ласкового зверька, смутная надпись «Criket» всплывает в голове, сопровождаемая подозрением на ошибку…

…поверхность встречает, запуская ветер в волосы, яркость бьет по глазам, и с каждой ступенькой, радость полнее, плещется в такт хода, воодушевляет и дразнит. Солнце отбелило на веранде столы, их охра подкрашена оранжевым и серым от подушечек, лежащих на стульчиках. На спинках – тех же цветов разномастный флис пледов. А я разве говорила их выносить сегодня? Стоит в недоумении секунду. Вроде да, в любом случае это правильно, до обеда сегодня еще можно, пусть постоят, с этим эйтеловирусом непонятно, что в городе вообще происходит. Не закрыться бы. Хотя короткий отпуск бы мне не помешал, но на что жить-то? Ее диалог прекращается и фокус перемещается на руки, отдельно – пальцы, на длинные белые палочки из помятой пачки и надоевшую гладкость. Щелк! Подставляет свое лицо Солнцу. Отскакивает им в тенечек сразу по прошествию затяжки. Задумчива. Радостно покачивает верхней из двух скрещенных для удобства (?) ног.

И кажется, что город живет своей обычной жизнью. Частота гудков, перемежаясь с матом про себя, вслух – самому себе, вслух жене, вслух комментариями к жестам другого и сильно реже – напрямую ему, водителю соседнего, опустив боковое стекло автомобиля. Последний случай создает реальные риски не-знакомого, а значит с иголками конфликта, появляются риски утери верности воззрений – угроза более тяжеловесная нежели синяк на лице, который еще может получится «продать». Камера отдаляется от двора ресторанчика, возносится выше, охватывает весь Басманный район со взглядом на Солнце. Звезда, не скрытая облаками, припекает грубо, что, как будто, отпугивает и понуждает сюжет вернуться к PizzaDiz c другой, скрытой от света стороны…