Заражение

— Завтра ее отключат от аппарата жизнеобеспечения, — раздался голос черноволосой девушки, которая стояла к нему спиной. Девушка держала в руках бокал виски, прямо перед ней стоял Стас — белый словно полотно, а тот звук, на который повернули все голову, в том числе и… он, был звоном разбитого стакана, выпавшего из рук бармена.

— Как… отключат? — начал было Стас, но его кадык дернулся, он не смог договорить. Потом он смог вздохнуть и спросил: — А как же… отец? Он в курсе?

Локоны девушки метнулись из стороны в сторону.

— Боюсь, никто не знает, — сказала она.

Андрей повернул голову влево, там на колонне, он хорошо это помнил, висело ростовое зеркало и каждая девушка, выходящая из дамской комнаты непременно поворачивала голову, чтобы посмотреть на себя. Он был в черной кожаной косухе с заклепками, таких же черных кожаных штанах и остроносых сапогах на каблуке. Его крупное, красное лицо заправского пьянчуги было усыпано кратерами оспин. В руках он держал рюмку с водкой.

Кто-то окликнул его.

— Эй, Пух, что там такое, себя не видел что ли? Садись, давай уже накатим, в конце концов!

Андрей присел за дубовый стул, попытался улыбнуться. Некоторых людей он видел раньше в баре, но никогда с ними не пил.

— Что-то ты, чувак, неважно выглядишь. Давай, бахни с перцем, мгновенно вылечишься. Будем бухать до утра, пока не выздоровеешь. Слышишь, Пух! Ау!

Тощий человек с сильно запавшими глазами щелкнул пальцами прямо у его глаз.

— Раз, два, три, Канзас, как слышно?

Андрей поймал его за руку и крепко сжал. Он думал, что крепко. Что-то хрустнуло.

— Эй, Пух, ты чего?! С ума сошел, больно же! Ты мне чуть пальцы не сломал, да что с тобой сегодня?

Андрей потряс головой, посмотрел на Стаса.

— Надо что-то делать, — сказал Стас. — Если то, что ты сказала — правда, мы обязаны… что-то предпринять. Вот только моя смена до трех ночи.

Андрей закрыл глаза.

— Ты уже все, братуха? Давай, не отлынивай, — услышал он сквозь монотонный шум, накрывавший его все больше.

Звон. Жуткий однообразный звон. В ушах, глазах, всюду. Звон, бесконечный, безбрежный, пробирающий до самых внутренностей.

Как если бы незримый архангел бил в божественный кололол, собирая войско на войну с темной силой, как если бы над землей вдруг раздалась сирена, которую услышали бы все живые, и была она им предупреждением и посланием. Кто готов услышать, тот услышит. И звон пролетит по всей земле и когда последний человек поднимет руки и скажет: «Господи, я услышал, спаси меня», никто не придет ему на помощь и никто не спасет, потому что спасение внутри, а там все сгнило, разрушилось, истлело, покрылось плесенью и вонью.

Звон.

С треском падает крест и старуха, кинувшись за своим платком, озирается в ужасе, закрывается руками — только поздно.

Андрей слышит неумолимый звон и ужасный крик. Потом видит две ноги, выглядывающие из-за забора — в черных лакированных туфлях с бантиками.

Кто-то мурлыкал под нос знакомую песню:

— Я режу ножом слова из бумаги, я прячу оскал в безымянном овраге…

А потом Андрей увидел кровь, много крови. Услышал одновременный звон сотен телефонов, мимо бежали женщины и девушки, на их лицах застыл безраздельный страх. Он шел по фойе офиса, ему было очень плохо. В голове свербила мысль: «Спасти девочку». И вторая: «Убить девочку».

Спасти девочку. Убить девочку.

Кто-то пытался влезть в его голову. Кто-то пытался помешать ему. Где-то здесь работает ее мать. Кто она? Впрочем, это не важно. Он разбил два флакона с вакциной, этого хватит, чтобы в течение часа заразились все, кто здесь был. Тогда она сама откликнется и выполнит приказ.

Другая его часть в гневе рычала: «Ты кого слушаешь, ты, мерзкий недоносок! Какая-то дрянь диктует тебе, а ты уши развесил! Раз уж пришел сюда, найди маму девочки и скажи, что ее нужно срочно увезти из больницы, иначе… будет очень плохо!»

Он прошел в конец зала и обернулся. Возле выхода стояла женщина, она была в шоке, уставившись на туфли старухи, которую он зачем-то убил. Женщина смутно показалось ему знакомой.

Он открыл дверь и увидел перед собой сидящего в кресле расслабленного молодого человека с расстегнутой ширинкой. Он что-то напевал под нос, жадно всматриваясь в монитор.

Когда на пороге возник непрошенный гость, да еще и в верхней одежде, лицо чиновника перекосило, он разинул большой чувственный рот, хотел закричать, но получилось только заскулить:

— Эй! Что… что вам надо? Немедл…

Казалось, Антон догадывался, что в его голове уже давно правит бал кто-то посторонний, но скорее всего списывал посторонние мысли на болезнь и разбитое состояние. Андрей не мог до него достучаться.

— Где она? — прорычал он. — Где девочка? Где ее мать?

Клерк вытаращил глаза. Он попытался вытащить руку из ширинки, но что-то пошло не так и его глаза наполнились слезами боли. Он схватился за свой член.

— Я… я не понимаю, о чем вы… какая девочка? Какая мать? — начал он торопливо заикаясь. — У нас здесь государственное предприятие, это городская диспетчерская, здесь нет никаких девочек… возможно, вы ошиблись, в следующем подъезде театральная студия, вам скорее всего, туда нужно…