Базелевич кивнул. Это был трезвый прогноз, он рассчитывал услышать нечто подобное и не ожидал никакого чуда. Собственно, чудо в таких случаях было практически исключено. И все же… он хотел убедиться лично, чтобы… что?
Он боялся залезать в глубины своего сознания, чтобы выяснить истинные причины некоторых своих желаний и поступков. Зачем он вообще сюда приехал? Поверил суматошному эмоциональному рассказу Ефимовой? Это смешно. Что же он хочет? Может быть, решил удостовериться, что кто-то, подобно ему в прошлом, не совершает роковую ошибку?
— Можно на бумаги посмотреть? — спросил Базелевич, глядя в темное больничное окно. Там дымилась вьюга, фонарь в больничном дворике колотился на ветру, его болтало и швыряло во все стороны, скрипучий звук разносился по больничным коридорам.
— Разумеется, — дежурный врач снова взглянул на Сапрыкина, — если Савелий Петрович…
— Я разрешаю.
— Хорошо, сейчас принесу. Пройдемте ко мне в кабинет…
— Я хотел бы взглянуть на нее, — сказал Базелевич.
— Но…
— Какая палата? — спросил Сапрыкин не терпящим возражения голосом.
— Палата 313. Но…
— Принесите документы туда.
Сапрыкин сделал жест рукой, означающий, что дежурный врач может быть свободен. Тот быстрым шагом направился к своему кабинету.
— Это в другом конце здания, — сказал Сапрыкин. — Мы выделили палату подальше, возле хозблока, чтобы никого не смущать. Слухи не слишком хорошо влияют на атмосферу больницы, сами понимаете…
— Слухи? — удивился Базелевич.
— Ну да. Родственники тяжелых больных устраивают целые спектакли и их можно понять. Если человек умирает, а это, в нашем отделении не такой уж редкий случай, они ищут любой предлог, любую зацепку, лишь бы причину смерти свалить на проделки темных сил, — знаете, как это бывает? Когда хирург делает все возможное и жизнь пациента висит на волоске, влияние любых, даже самых невероятных факторов приобретает огромную значимость. Представьте себя на месте…
— Вы же не верите во все это? — воскликнул Базелевич, — кто-кто, но вы…
— Нет конечно, — поспешил ответить Сапрыкин, — речь идет о родственниках. Знаете, что? Две недели назад сынок одного местного олигарха решил покрасоваться новым Мерседесом и вылетел в овраг — как раз с моста через ручей. Перила там уже сделали новые, но вы наверняка видели или же читали у Лезнера. Он был пьян и обкурен, с ним была девочка — она всмятку, вылетела через лобовое стекло, а он был пристегнут. Странно, да? Говнюкам везет. Короче, перелом свода черепа, крестец, бедро, разрыв селезенки, — полный набор. Мы его ввели в искусственную кому, разумеется, как иначе… А мамаша его через пару дней пронюхала про нашу пациентку и подняла гвалт на все отделение, дошла до главврача. Бессонов — человек твердый, но тактичный, вы знаете. Ссорится с невротичкой не стал, заболтал ее и вывел. Она же поняла, что ее провели и выписала из Москвы… знаете кого? Угадайте…
— Барсукова из НИИ травматологии? Он лучший в стране. Только очень дорого это.
— Дешево берете, Юрий Михайлович.
Они прошли темный длинный коридор, иногда навстречу прошмыгивали молоденькие медсестры и Базелевич невольно на них засматривался, вспоминая прошлое.
— Я не слежу за успехами московских коллег, поэтому вряд ли угадаю, кто из них сейчас в зените.
— И не надо следить. Она вызвала того жирного экстрасенса с бородой. Помните? Победителя последней игры «Тайная истина». Странный мужик, честно скажу.
Базелевич остановился и повернулся к собеседнику.
— Это какая-то шутка, надеюсь?
Сапрыкин вздохнул.
— Если бы… Но не это главное. — Он взял профессора под локоть и повел дальше. — Главное, сударь, что он, устроил тут под окнами сеанс своей магии, на который, как вы понимаете, сбежалось посмотреть половина больницы и, в конце концов, выдал такое, что мамашу тоже пришлось срочно госпитализировать. Она теперь по соседству с сыном. Инфаркт… неужели ничего не слышали?
— Я не читаю желтую прессу и не смотрю телевизор, — отрезал профессор. Краем глаза он заметил, что собственно палаты уже закончились, вдоль стены тянулись номера кабинетов 309, 310, 311… Он понял, что пришли.
313-й был предпоследним кабинетом в этом глухом тупике. Лампочка под потолком тускло светилась, об нее билась невесть откуда взявшаяся муха, — ее смутная тень скользила по потолку с назойливым жужжанием.
— Что же он сказал? — не выдержал Базелевич, заметив, что Сапрыкин не собирается продолжать, сделав вывод, будто ему не интересно. Разумеется, интересно, какие формы может принять шарлатанство на этот раз.
Сапрыкин остановился возле двери палаты, взялся за ручку, чуть нажал и остановился, задумавшись.