Запретный храм

Продавцы стояли за крохотными лотками, прихлебывали чай на масле и молоке тибетских коров и время от времени окликали кого-нибудь из ревнителей веры. В окрестностях храма буквально не иссякал поток паломников. У всех в руках были молитвенные барабаны самых разных размеров. Верхняя половина барабана крепилась к тяжелой бусине, которая вращалась, раз за разом показывая написанные на ней священные слова. Некоторые из барабанов имели высоту около метра, и их приходилось подвешивать к поясу и постоянно подкручивать размашистыми круговыми движениями, чтобы не останавливались.

Билл и Лука проходили мимо первых лотков, когда к ним подбежало трое грязных детишек. К их ладоням все еще были привязаны картонки. Заливаясь смехом и болтая о чем-то между собой, они подошли к Луке, и один из них дернул его за руку. Лука нагнулся, улыбаясь.

— Привет, ребятки.

Один из них прошептал что-то другому, тот помедлил секунду, а потом подался вперед и легонько ущипнул светлые волосы на предплечье Луки. Он с удивлением обнаружил, что они действительно растут из кожи.

— Конечно же… у тибетцев нет волос на теле, — сказал Лука, бросая взгляд на Билла и снова поворачиваясь к стайке детишек. — Если вы, ребята, думаете, что это плохо, то посмотрите-ка сюда. — И, наклонившись, он раздвинул ворот футболки, демонстрируя поросль на груди.

Дети заверещали от ужаса и отступили, толкая друг друга. Мальчик, который первым сделал открытие, вышел вперед и показал на Луку.

— По, — сказал он и побежал к дверям храма, а следом за ним — его друзья, визжа и смеясь.

Лука и Билл недоуменно переглянулись.

— Есть предположения?

— Ни малейших, — ответил Билл, и они двинулись дальше мимо лотков.

Из-за каждого лотка им кричали: «Дешёв! Дешёв!» — и протягивали домино из костей яка, ожерелья из нефрита, церемониальные ножи.

— Так что будем делать с визами? — спросил Билл, когда они наугад подошли к одному из лотков. — Я думал, вопрос решен.

— Решен вопрос с пересечением границы, — поправил Лука, — но нам нужно еще получить разрешение на въезд в восточные районы.

— Ты же знаешь китайцев, Лука. Как только они вводят ограничения, черта с два их убедишь поменять решение. А если мы все же попытаемся попасть туда, они прикомандируют к нам какого-нибудь идиота переводчика, который будет днем и ночью шпионить за нами.

— Ничего, придумаем что-нибудь, — рассеянно ответил Лука и тряхнул головой, увидев, что лоточница сует ему под нос нечто вроде человеческого черепа, украшенного серебряной свастикой.

Он покрутил череп в руках, постучал пальцем по темечку.

— Слушай, Лука, я серьезно, — сказал Билл, беря приятеля за руку. — Я не собираюсь убивать три недели, шатаясь по Лхасе в ожидании клочка бумаги. У меня нет времени.

— У меня тоже. Но я уже обо всем дого…

Он не успел закончить, как продавщица вышла из-за лотка, сияя заученной улыбкой. Она с воодушевлением стала называть цены, на пальцах правой руки показывая, сколько готова скинуть. Она все понижала и понижала, уходя от немыслимой начальной суммы, а Билл и Лука даже не сказали ни слова. Наконец Лука выдавил что-то из своего жалкого словарного запаса, и женщина, помрачнев, медленно отступила за лоток.

Они двинулись дальше, вливаясь в толпу.

— Я пытался сказать, что уже договорился о встрече с Рене, — объяснил Лука. — Он что-нибудь придумает. Он всегда что-нибудь придумывает.

Билл остановился как вкопанный.

— Рене? Ты серьезно?

— А почему нет?

— Потому что он только и ждет, чтобы случилась какая-нибудь катастрофа. Я думаю, мы не должны связываться с ним. Как его до сих пор не выкинули из Лхасы — один бог знает.

— Да, но если есть человек, способный пробить визу и разбираться с долбаными китайскими чиновниками, то это он.

Свернув на боковую улочку, Лука двинулся прочь от храма и тибетского квартала.

— Идем, — позвал он, ускоряя шаг. — Иначе нам не достанется столик.

Пройдя несколько сотен ярдов, они оказались на главной улице Лхасы. Широкая, с современными магазинами, неоновой рекламой и электрическим освещением, она обозначала переход от тибетского квартала к остальной части города, где хозяйничали китайцы.

Повсюду над недостроенными зданиями возвышались строительные краны, а в конце улицы виднелась золоченая крыша бывшей резиденции далай-ламы — Поталы.

На холме, высеченный прямо в породе и равнодушный к растущему внизу городу, расположился этот дворец тысячи комнат. Стены, при взгляде на которые захватывало дух, защищали его от суеты вокруг. Но очевидно, что «мирное освобождение», осуществляемое китайцами, затронуло не только внешний облик Лхасы и ее храмов: за стенами медленно умирал дух дворца далай-ламы.