Запретные практики

– Гена, а кто же она такая, как не жаба?! Она что примчалась к супругу, у которого сердечный приступ? Что-то я ее тут не вижу! – Надежда Алексеевна демонстративно заглянула под кровать сына. – Она, видишь ли, дылду нашу, дубину стоеросовую, прости, Господи, внучку мою оставить ни на минуту не может! Она ее сколько лет рожать не хотела? Все тебе голову морочила, а теперь ни на минуту с ней не расстается. Как будто бабка родная за ребенком приглядеть не сможет!

– Какая бабка? – удивился Воронин.

– Какая, какая? Такая! Мать твоя! Она дочке твоей как раз бабкой приходится! Не знал? Так жаба твоя все сделала, чтобы внучку единственную от меня подальше держать. «Ой, Надежда Алексеевна, летите уж лучше вы к Геночке. У нашей Светочки такой важный период, вы с ней не управитесь, а Геночка меня поймет и не осудит», – Надежда Алексеевна очень достоверно изобразила Лизу Воронину. – Прости, Господи! Не управлюсь я?! Я сына директором завода вырастила, а со Светкой, с коровой нашей не управлюсь! Я б ее, конечно, в первую очередь на диету посадила. А то раскормила девчонку! Как ее только конь выдерживает? Хотя за деньги теперь даже конь слова поперек никому не скажет! А Геночка-то, конечно, жабу свою никогда не осудит. Потому что Геночка, сынок мой любименький, самый настоящий непроходимый дурак! Валяется тут на краю света один, вот-вот дуба даст!

– Так! Что тут у вас? Почему крик и шум? – В дверях палаты стояла доктор Немкова. – Нашему больному нельзя нервничать.

При этих её словах Надежда Алексеевна замерла на полуслове и радостно улыбнулась, внимательно разглядывая столь очаровательного доктора.

– Это моя мама прилетела, познакомьтесь, – сообщил Воронин. – Ее Надежда Алексеевна зовут. Мам, а это доктор Немкова.

– То, что это доктор Немкова, я и без тебя вижу, на бэйджике написано, – проворчала Надежда Алексеевна. – Скажите, доктор, а как вас зовут? – спросила она Немкову, протягивая ей руку.

– Петра! – представилась доктор Немкова.

– Вот, сынок, познакомься, эту милую девушку зовут Петра. Совсем как известную топ-модель. Та тоже Петра Немкова.

– О, я, как видите, совсем не топ-модель, это совпадение, фамилия распространённая, ещё Божена была Немкова, но она писательница. А меня можно просто Петя звать, так меня все мои русские друзья зовут еще с институтских времен.

– Нет, ни за что, – возмущённо заявила Надежда Алексеевна. – Нельзя такую прекрасную девушку называть мужским именем, да еще Петя! Это ж практически Вася! Можно я буду звать вас Петрушей?

Доктор Немкова рассмеялась:

– Конечно можно! Мне даже понравилось!

– Скажите, Петруша, а вы замужем? – Надежда Алексеевна Воронина со свойственной эй энергией сразу взяла быка за рога.

– Нет. – Доктор Немкова вздохнула.

– А почему? Вы такая красивая. – Не унималась Надежда Алексеевна.

– Я была замужем, но развелась. Давно уже. Как-то не сложилось. Сын у меня вырос, в Лондоне учится. Сейчас молодежь хочет учиться на Западе. Я одна пока. Вот принца всё жду, а его нет и нет.

– Знакомое дело! – Надежда Алексеевна глубоко и горестно вздохнула. – Они, принцы эти, обычно на лягушках разных женятся, а потом всё ждут, когда из этих лягушек царевны появятся. А жизнь она штука совсем не сказочная. В жизни из лягушек обычно получаются жабы. Такая вот биология.

– Надежда Алексеевна, а почему вы босиком? – Доктор Немкова с недоумением разглядывала роскошные туфли, валяющиеся около кресла.

– Ой, Петруша, это я по привычке многолетней, когда в люди выхожу, всегда каблуки надеваю. Только дома-то у себя в Уфе я все больше на машине передвигаюсь, а у вас тут, хоть мне Геночкиного шофера и прикрепили, кругом пешеходные зоны, да еще и брусчаткой выложены. А каблуки и брусчатка: две вещи абсолютно несовместимые с моим возрастом.

– Никогда бы не подумала, что у вас такой взрослый сын может быть! – сказала доктор Немкова, кивнув в сторону Воронина. – Очень хорошо и молодо выглядите.

– Спасибо за комплимент, я стараюсь, но я бы тоже не сказала, что у вас такой взрослый сын. Самостоятельно в Лондоне живет. Вам на вид лет тридцать пять, не больше.

– Петруша хвалит кукуха за то, что хвалит тот Петрушу! – продекламировал довольный Воронин, – Эй, барышни, вы про меня не забыли, я ведь больной. Давайте уже вокруг меня хлопотать начинайте.

Ему очень нравилась атмосфера, возникшая в его палате. Он гордился за свою такую моложавую и умную мать, и почему-то гордился за совершенно постороннюю ему доктора Немкову.

– Сейчас, сейчас, – сказала доктор Немкова, подтыкая ему одеяло. – Пришлю сестру с большим шприцом, она вам укол сделает.

– Зачем сестру? Лучше вы сами. Мне будет приятно. – Геннадий Иванович лучезарно улыбнулся доктору Немковой.

– Не надейтесь, мне по штату не положено. Я начальник. – С этими словами доктор Немкова вышла за дверь.