Заповедь

— А этот конь, — показал управляющий на очередного скакуна, загнанного мексиканцем в станок, — галоп можешь?

Мурат едва бросил взгляд на станок, подмигнул хозяину и охотно согласился:

— Галопар?! Можно! — и, не дожидаясь разрешения Роллинса, побежал к помосту...

Конь встал на дыбы, но горец, распластавшись на нем, с улыбкой ждал дальнейших маневров мустанга. И вдруг пришпорил коня и заставил его перемахнуть через забор.

— Эх! — Роллинс в восторге сжал кулак.

На фоне неба всадник стремительно удалялся по гребню холма. Мексиканцы облегченно вздохнули, поняв, что хозяин простил им вольность. Потом они пожалеют, что позволили Мурату показать свою сноровку мистеру Роллинсу. Нет, не всякий, кто осмелится вступить в поединок с мустангом, возьмется за их профессию. Мексиканцы не ожидали соперничества. Более того, они уже давно собирались поставить хозяину свои условия. И сегодня, когда Педро пришлось так нелегко, когда даже Роллинс стал свидетелем, каких трудов стоит укрощение коней, и сами они в который раз убедились, что за такой риск оплата весьма мизерна, вспомнив, с каким нетерпением дома ждут этого разговора, они наконец рискнули высказать хозяину все.

Роллинс терпеливо ждал, когда возвратится мустанг, оседланный горцем. Но сперва прибыл конь Педро. Наездник, соскочив на землю, прихрамывая, понуро направился к загону. Мексиканцы обступили его.

— Педро, сейчас самое время сказать хозяину, — вот и вся фраза, которую произнес Санчес.

Другим не надо было ничего добавлять. Педро и так видел, что все они заодно. В голове у него шумело, в глазах бегали черные мошки, руки дрожали.

Их благополучие полностью зависело от его состояния, здоровья и его мастерства. Что может Санчес после того, как потерял глаз, когда еще был полон сил и все верили, что он станет непревзойденным наездником? Тот мустанг был настоящим исчадием ада, ибо сумел переволить Санчеса, утащить его в лес, где, наткнувшись на ветку, Санчес распрощался не только с глазом. Буйный конь украл у него веру. В человека, который не смог смирить одного коня, вкрадывается сомнение, сможет ли он заставить покориться и другого. Оно поневоле вселяется в наездника, и беда в том, что нет силы изгнать прочь предательское чувство неверия. А животное тотчас же ощущает, тверда ли рука, держащая узду, и, угадав нерешительность наездника, уже никогда не покорится ему. Твоя слабость, неуверенность придают ему новые силы. И приходит еще одна неудача, а с нею — полное фиаско. Санчес больше никогда не сможет смирить необъезженного коня. А у Диаса возраст уже не тот. Раньше, бывало, он показывал класс. Но теперь он может быть только хорошим помощником. Семья же у него огромная, требует все больше и больше денег. Гомес вообще никогда не пробовал заняться этим делом. И взял его Педро только потому, что он брат жены и очень уж просился. Нет, без Педро никому из них не прожить. И если — не дай бог! — случится такое, и он не сможет укрощать коней, — им здесь делать нечего. Роллинсу нужен он, Педро. Бросать лассо и тащить коня к станку при известной сноровке сможет любой, но животное надо обуздать, смирить. А это делает только он, Педро. Просьба остальных — без него — ничего не даст. Ему надо идти впереди. И это следует сделать, потому что платить за каждое укрощенное животное всего четыре доллара — грабеж!

Они шли тесной группой. Шли, не глядя на хозяина. Именно это насторожило Роллинса, почувствовавшего неладное. Рука управляющего потянулась к кобуре, но хозяин жестом приказал не делать глупостей. Они остановились метрах в семи от двуколки. Педро сделал еще шаг вперед. Хозяин молча ждал. Педро заговорил:

— Сеньор Роллинс, за коня четыре доллара мало. Пять, как раньше! — он показал пять растопыренных пальцев.

Ах, вот оно в чем дело! Они требуют вернуться к прежней оплате. Но Роллинса нелегко сбить.

— У тебя контракт, — объявил Роллинс, будто он и сам был не в состоянии что-либо изменить, — контракт — это закон, и никто не имеет права нарушать закон.

Но Педро был зол и ничего не хотел понимать. Он вновь растопырил пальцы:

— Пять!

Роллинс лихорадочно прикидывал, что станет с ним, если мексиканцы откажутся укрощать мустангов. Он должен в течение месяца поставить мистеру Клайни пятьдесят пять коней. До сегодняшнего дня объезжено около тридцати. Где он возьмет остальных? Роллинс замялся. Внешне он был таким же спокойным и непреклонным. И тут краем глаза он увидел приближающегося всадника. Вот оно, решение! Вот он, выход из положения! Мурат! Этот горец усмирит ему остальных коней. А зазнайку Педро надо проучить! Он, мистер Роллинс, больше не нуждается в нем. Хозяин гневно сверкнул глазами, порвал руками воображаемую бумагу:

— Конец контракту! — и жестом показал, чтобы Педро уходил.