Заповедь

Осетины в городе — как не осетины! Угадав осетина, друзья обратились к нему, уважительно — по обычаю — спросили, чей он сын и с какого аула. Но он не стал им представляться, а торопливо спросил, чего они ищут. Дзамбота он не знал. До этой минуты и не подозревал, что существует аул Хохкау.

— Без адреса вам не отыскать Дзамбота, — объяснил он им. — Тут вам не аул. Здесь столько людей, сколько в вашем ауле не отыщется плодов деревьев, — сказал он, и, не мешкая, пошел от них, будто они в нем больше не нуждались.

— Эй! — попытался остановить его Таймураз, но тот даже не оглянулся...

Незаметно они оказались на шумной, оживленной улице, по которой носились взад-вперед подводы и фаэтоны с сидящими в них важными людьми. По тротуару шныряли работники в заношенных до дыр штанах, мастеровые в синих рубашках, выпущенных поверх брюк и перехваченных тонкими кавказскими ремнями. Мелькали горянки, одетые в темные до пят платья и закутанные в шерстяные платки. Барышни в белых нарядах шествовали не спеша, поглядывая по сторонам задорно и вызывающе, не то что горянки из их аула.

Мурат и Таймураз перестали здороваться с прохожими, поняв, что для горожан, мечущихся по улицам, они просто не существовали. На них смотрели, но их не видели. Людям было все равно, откуда они и куда направляются. И русские слова уплывали от Таймураза, он начинал бестолково выплевывать заученные фразы: прохожий, постояв минуту-другую, молча пожимал плечами и уходил... Возле роскошного особняка напротив широко распахнутых ворот стоял фаэтон с дремлющим кучером на козлах. Лошадь терпеливо отмахивалась от назойливых мух, осаждавших ее целой стаей. Длинноногий худой офицер в белой черкеске осторожно вел пухленькую барышню, восторженно-возбужденную, ухитрявшуюся на каждой ступеньке парадной лестницы споткнуться и с притворным испугом прижаться к своему обворожительному спутнику.

— Да, да! — капризно говорила она, лукаво и кокетливо поглядывая на него. — Я вам признаюсь: мне очень нравится ваш Кавказ. ОЧЕНЬ! — и весь облик ее кричал о том, что ей нравится не только Кавказ, но и ее блестящий, тонкий, сверкающий белизной и позолотой офицер.

Глубокое декольте барышни заставило Мурата закрыть лицо руками. Схватив за рукав Таймураза, он потащил его в сторону, сердито ворча:

— А! Зачем смотришь, Таймураз?! Женщина голая! Пойдем!

— Не на нее, — упирался друг. — На него смотрю.

Он не упустил ни одного жеста офицера, галантно подсаживавшего барышню в фаэтон. Кучер встрепенулся, взмахнул кнутом. Фаэтон рванул с места. Барышня, не удержавшись, неловко повалилась на сиденье, залепетала:

— У нас в Тамбове все степи и степи. А у вас горы! Ах, ваш Кавказ!

Офицер царственно и эффектно забросил на плечо башлык, возбужденно толкнул в спину кучера:

— Гони! Мигом! В Дарьяльское ущелье! Пошел!

Таймураз потянулся за фаэтоном, выскочил на проезжую часть улицы, приподнялся на цыпочки, чтобы еще раз увидеть офицера. Из-за угла вынырнула телега, чуть не сбила горца. Мурат едва успел оттолкнуть его к тротуару. Но Таймураз не обратил внимания ни на телегу, ни на толчок. Его взгляд был устремлен на удалявшийся фаэтон.

— Эх, Мурат, мне бы такую черкеску! — восхищенно зацокал он языком и, подражая офицеру, перебросил через плечо, точно башлык, хурджин, который своей тяжестью чуть не свалил его с ног. — А? — гордо воскликнул Таймураз, представив себя в фаэтоне на месте офицера рядом с барышней.

За их спинами раздался смех. Невысокий толстячок весело глядел на них с крыльца чайной. Из открытых дверей ее доносились пьяные голоса и тонкое пиликание скрипки. Мурат жадно втянул в себя щекочущий запах шашлыка. Толстячок требовательно махнул им рукой.

— Сюда, генацвали!

Он их повел не в чайную, а во двор, кивнул на сваленные в кучу дрова:

— Напилите, нарубите — за все заплачу.

Друзья охотно улыбнулись хозяину, закивали головами:

— Хорошо! Хорошо!

Это уже дело. Это уже ясно и понятно. Вот и им улыбнулась удача. Вот и они кому-то понадобились. Прежней неловкости и растерянности, что охватили их от сутолоки и равнодушия города, как не бывало. Сейчас они покажут этому грузину, а с ним и всему городу, на что они, горцы из Хохкау, способны! К вечеру от этой кучи дров ничего не останется. Взамен вырастет поленница, только давай работу и плати хорошо! Друзья сбросили с плеч хурджины, закатали рукава черкесок...

— Эй, Валика, пилу, топор неси! — услышали они голос хозяина. Пила, повизгивая, врезалась в толстое бревно, уложенное на козлы, отваливая от него огромные кругляши.

— Ну, Таймураз, вот и работаем! — радовался Мурат.

— Угу! — весело тянул в свою сторону пилу Таймураз.

Поленница выросла до крыши. Протерев пилу и топор, горцы прислонили их к сараю. Довольные, они стряхивали с себя пыль, когда на крыльцо вышел хозяин. Хотя друзья слышали, как минуту назад он весело кричал посетителям, теперь он был хмурым и неприступным. Друзья осмотрели двор, желая угадать, чем прогневали хозяина. Щепки были собраны в кучку, двор аккуратно подметен.

— Закончили, хозяин, — нерешительно улыбнулся Таймураз.