Сыновья молча смотрели на печь, но глаза их кричали о неверии в него, их отца. Так смотрят горцы на вожака, поведшего их по неверному пути. Они еще не смели подать голоса, его сыновья, но в их глазах Дзамболат видел приговор себе, приговор тому, чему он учил их и что не дало им облегчения, не принесло счастья. Тишина не могла больше звенеть в ушах, ибо нервы напряглись до предела, когда еще минута молчания — и рты сыновей взорвутся криком, который содрогнет стены хадзара, вырвется наружу и сокрушит аул, ущелье, всю землю! Надо самому высказать то, что у всех на устах.
— Вот что... — произнес Дзамболат. — Я не хочу настаивать на своем, — голос его стал крепчать с каждым словом. — Пусть каждый попытает счастье на той дорожке, которую он изберет... Никому не стану перечить. Идите так, как подсказывает вам ваша душа, как указывает голова. Сами решайте, как жить дальше!..
***
И раньше, бывало, Хамат страдал многословием, но теперь вообще сладу не стало. Если среди аульчан не осталось ни одного, кто бы наизусть не знал о его гвардейских похождениях, то в лице Гагаевых Хамат нашел внимательных слушателей.
— Кто из вас назовет самое величайшее, что создано Всевышним? — хитро поглядел на сыновей Дзамболата старец.
— Горы! — уверенно заявил Пигу.
— Ничего не могу сказать, не поскупился сидящий наверху, когда творил их, — задымил трубкой Хамат. — Но есть и еще кое-что, более величавое.
— Море, — высказал догадку осторожный Касполат.
— Видел я и море, — согласился Хамат. — Стоишь на берегу, глазам смотреть вольно, а душа не верит, что можно собрать столько воды... Но тоже неверный ответ. — Он посмотрел в сторону Тембола: — Ты что назовешь?
Задумчивый, скупой на слова Тембол только глазами зыркнул и опять уставился в землю, чертя на ней хворостинкой бесконечные круги...
— Не знаете, — удовлетворенно вымолвил старец и, попыхтев вдоволь трубкой, таинственно промолвил: — Тайга. Тайга — вот где человек чувствует себя слабым и беспомощным, каплей в море, камушком в горах... Вот где душа к Всевышнему тянется, молит его, чтобы пощадил, вывел из леса к людям. Торчишь ты, маленький, задрав голову, а неба и не видно, такие вокруг тебя стоят огромные деревья. Месяц будешь идти, два, пять, год — а не выбраться из тайги!
— Ты же выбрался, — съехидничал Пигу.
— У нас с генералом провожатый был, — пояснил Хамат. — Сам невысокий, брови большие, глаза едва проглядывают сквозь узкие щели век, а по лесу как по двору ходил, не блуждал. Нас от себя на пять метров не отпускал. Знал, где зверь есть, где медведя можно подстрелить, где лося, где тетерева... Песок в мешочке нам показал: мелкий, желтый, оказалось, золото! Тоже в тайге нашел.
— Золото?! — встрепенулся Пигу. — В лесу?
— Много его там. Этот наш провожатый тоже знал местечко. Шел по лесу, нечаянно на него наткнулся... — Хамат задумчиво поводил перед глазами трубкой, высматривая в ней что-то, укоризненно сказал: — Генерал долго просил его показать это место. Отказал узкоглазый. Генералу отказал!
— Чего же сами не искали? — нетерпеливо спросил Касполат. — Привез бы сюда золото — сам богатый был бы, племянников одарил...
— Времени не было, — вздохнул Хамат. — Некоторым везло: сразу натыкались на жилу. Другие месяцы по лесу бродили, счастье свое выискивали. А нам уезжать надо было. Генерал спешил в Петербург...
— Сам бы остался! — воскликнул в негодовании Пигу. — Под ногами золото валялось, а тебе лень было нагнуться. Вот и остался бедняком.
— Сейчас и я думаю: надо было генерала уговорить поискать самим, — легко согласился Хамат. — Со счастьем бы породнился...
Тембол неожиданно громко хмыкнул. Старец, Пигу и Касполат недоуменно уставились на него.
— Ты что, — рассердился Хамат, — не веришь, что я нашел бы золото?
— В счастье не верю, — кратко уточнил Тембол.
— Как можно жить, не веря в счастье? — удивился Хамат. — Я вот старый, а все равно верю: когда-нибудь и ко мне оно придет. Не может не прийти!
— Придет, — неожиданно легко согласился Тембол и убежденно продолжил: — Только не на земле. Здесь оно никого не посещает.
— Как это? — возмутился Пигу.
— Сколько знаю людей, все недовольны судьбой, — Тембол поднял глаза к небу. — Счастье там. Только там! Наверху, в стране предков... И не море, не горы, не тайга, а небо — вот самое величественное, что создал Всевышний...
Оттого ли, что впервые они услышали столько слов от Тембола, от его ли убежденности и веры, только Хамат и братья ничего не ответили Темболу, лишь изумленно глядели на него во все глаза...
... Через два дня Касполат и Пигу отправились в Сибирь. Ночью исчез Газак. Кто-то высказал предположение, что он в абреки ушел. Еще через день собрался в дорогу Тембол. Куда? К истинному счастью, — ответил он. В его представлении путь к счастью был только через Мекку, и он отправился туда пешком, хотя и не был мусульманином. Просто Тембол запомнил слова гостившего у них в Цамаде дальнего родственника, заявившего, что путь в Мекку плодотворен лишь пешком...
— Урузмага не отпущу, — сказал Дзамболат. — Молод еще. А что решил ты? — спросил он Умара.