Записки учителя фехтования. Яков Безухий

Поскольку вода продолжала спадать, а ветер обещал дуть по-прежнему с севера, мы спустились с крыши на третий этаж. Здесь нам и пришлось провести ночь, потому что войти во второй этаж не было никакой возможности; правда, вода схлынула оттуда, но все там было загрязнено и испорчено, окна и двери разбиты, а полы покрыты обломками мебели.

Третий раз в течение столетия Санкт-Петербург с его кирпичными дворцами и гипсовыми колоннадами подвергался таким образом опасности со стороны водной стихии, составляя странную пару с Неаполем, который на другом конце Европы подвергается опасности со стороны огненной стихии!

Утром следующего дня уровень воды на улицах города упал до двух-трех футов, и только тогда по количеству валявшихся на мостовых обломков и трупов стало возможно судить о размерах бедствия. Вплоть до Казанского собора лежали перенесенные водой суда, а в Кронштадте стопушечный линейный корабль, выброшенный на главную площадь, опрокинул перед этим два дома, на которые он натолкнулся, словно на скалы.

Пока свершалось это Божье возмездие, одно страшное возмездие было осуществлено людьми.

В одиннадцать часов ночи министра, любовницей которого была государыня, вызвал к себе император; уезжая, он оставил ее дома, наказав ей при первых же признаках опасности укрыться в покоях, недоступных наводнению; сделать это было нетрудно, так как дом министра, один из самых красивых на Воскресенской улице, имел пять этажей.

Г осудары н я осталась в доме одна со своими слугами, а министр отправился в Зимний дворец и оставался подле императора два дня, иначе говоря, все время, пока длилось наводнение. Освободившись, он поспешил к себе и обнаружил, что все двери его дома поломаны; вода поднималась здесь на высоту семнадцати футов, и дом был совершенно покинут.

Беспокоясь о своей красавице-любовнице, он бросился к ней в спальню; дверь ее оказалась заперта, и это была единственная уцелевшая во всем доме дверь: все прочие были сорваны с петель и унесены водою. Обеспокоенный этим странным обстоятельством, он стал стучать, звать, кричать, но ему никто не ответил; это молчание усилило его страх, и ценой неимоверных усилий он высадил дверь.

Посреди комнаты лежал труп государыни; но страшным доказательством того, что не только наводнение могло стать причиной ее смерти, служило отсутствие головы у трупа.

Почти обезумев от горя, министр стал звать на помощь с того самого балкона, с которого Машенька наблюдала за наказанием своего прежнего товарища. Несколько человек откликнулись на призывы министра и нашли его на коленях перед изувеченным трупом.

Осмотрели комнату и на кровати обнаружили голову, которую закатили туда волны; около головы лежали большие ножницы, какими подстригают живые изгороди в садах: эти ножницы и послужили, очевидно, орудием убийства.

Все слуги министра, при виде опасности разбежавшиеся кто куда, в тот же вечер или на следующий день вернулись обратно.

Не вернулся один лишь садовник.

X

Ветер, переменившийся с западного на северный, был знаком наступления зимы; так что едва только успели справиться с бедами, которые причинил отступивший враг, а уже надо было противостоять другому, шедшему в наступление. Спешить приходилось тем более, что, когда произошло наводнение, настало уже 10 ноября. Суда, выстоявшие ураган, поторопились выйти в открытое море, с тем чтобы вернуться, наподобие ласточек, не ранее будущей весны; мосты были разведены, и с этого времени можно было уже спокойнее ждать первых заморозков. Они начались 3 декабря, а 4-го выпал первый снег и, хотя было всего лишь пять или шесть градусов мороза, установился санный путь. Это было большим счастьем, ибо во время наводнения погибли все заготовленные на зиму припасы, и санный путь предотвращал грозивший городу голод.

И в самом деле, благодаря саням, которые по быстроте своей могут поспорить с паровой тягой, после установления этого вида передвижения со всех концов империи в столицу стали подвозить дичь, забитую за тысячу, а то и тысячу двести льё от места потребления. Глухари, куропатки, рябчики и дикие утки, слоями уложенные в бочки со снегом, заполнили рынки, где они скорее отдавались даром, нежели продавались. Около них можно было увидеть распростертую на столах или сложенную в кучи самую изысканную рыбу с Черного моря и Волги; что же касается домашнего скота, то его выставляли на продажу стоящим на всех четырех конечностях, будто живым, и рубили на месте.