Записки учителя фехтования. Яков Безухий

Приспособления для экзекуции приготовили заранее. Они состояли из наклонной доски с железным ошейником, которым обхватывают шею истязуемого, и из двух поставленных по ее бокам столбов, к которым привязывают его руки; что же касается кнута, то он представляет собой бич, рукоять которого может иметь длину около двух футов; к этой рукояти прикрепляется гладкий кожаный ремень, вдвое длиннее ее, оканчивающийся железным кольцом, к которому крепится другой кожаный ремень, вдвое короче первого; у своего начала он имеет два дюйма в ширину, но, постепенно сужаясь, завершается острым кончиком. Этот кончик замачивают в молоке, высушивают на солнце, и он становится твердым и острым, как нож. После каждых шести ударов ремень обычно меняют, так как кровь размягчает его кожу, но в данных обстоятельствах делать этого не приходилось: наказуемый должен был получить лишь двенадцать ударов, а исполнителей наказания было двое. Эти двое, впрочем, были всего лишь кучера министра, которых возвысил до этой роли их навык в обращении с кнутом, и то, что они исполняли эту роль, нисколько не портило их добрых отношений с товарищами, которые при случае платили им той же монетою, но без всякой злобы, а просто как подневольные люди. Случается, что наказующие превращаются в наказуемых в ходе одной и той же экзекуции, и во время своего пребывания в России я не раз видел важных господ, которые, разгневавшись на своих слуг и не имея под рукой ничего, чем их ударить, приказывали им таскать друг друга за волосы и бить друг друга кулаками. Сначала, следует признать, несчастные нерешительно и боязливо подчинялись этому приказанию, но вскоре из-за боли входили в раж и начинали изо всех сил бить один другого, в то время как господа их кричали: «Крепче бей его, мерзавца, крепче!» Наконец, полагая, что полученного наказания слугам достаточно, господа кричали: «Довольно!» При этом слове драка прекращалась словно по волшебству, противники шли вместе мыть свои окровавленные лица и потом возвращались назад рука об руку, как будто между ними ничего не произошло.

На этот раз осужденный не мог так легко отделаться; поэтому одних только приготовлений к наказанию хватило для того, чтобы привести меня в глубокое волнение; тем не менее я чувствовал, что пригвожден к месту тем странным непреодолимым влечением, которое притягивает одного человека туда, где страдает другой человек; так что, признаюсь, я остался; кроме того, мне хотелось видеть, до чего может дойти жестокость этой женщины.

Оба исполнителя наказания подошли к молодому человеку, обнажили его до пояса, положили на доску, надели ему на шею железный ошейник и привязали руки к боковым столбам; затем один из них стал расталкивать толпу зрителей, освобождая для участников этой страшной сцены полукруглое пространство, где они могли бы свободно действовать, а другой собрался с силами и, приподнявшись на цыпочках, нанес удар таким образом, что ремень обвился вокруг тела жертвы дважды, оставив на нем голубоватую борозду. Сколь ни велика была испытываемая им боль, несчастный не издал ни единого звука.

При втором ударе на его теле выступило несколько капель крови.

При третьем кровь побежала ручьем.

Дальше кнут впивался уже в живое мясо, так что кучеру приходилось после каждого удара пропускать ремень сквозь сжатые пальцы, чтобы дать стечь с него крови.

После шести первых ударов за дело принялся другой кучер, с новым кнутом в руках; впрочем, от пятого удара и вплоть до двенадцатого молодой человек не подавал никаких признаков жизни, за исключением судорожных подергиваний рук, и, если бы не слабое мускульное движение, заставляющее при каждом ударе дрожать его пальцы, можно было бы подумать, что он умер.

По окончании экзекуции садовника отвязали; он был почти в беспамятстве и не мог стоять на ногах, но не издал ни единого крика, ни единого стона. Признаюсь, такого самообладания и такого мужества я еще никогда не видел.

Два мужика взяли садовника под руки и повели к той двери, через которую он пришел; на пороге он обернулся и, взглянув на Машеньку, прошептал несколько слов порусски, которых я не смог понять. Видимо, это были какие-нибудь оскорбления или угрозы, потому что мужики быстро втолкнули его в дверь. Государыня ответила на эти слова лишь презрительной улыбкой, достала из кармана золотую коробочку, вынула из нее несколько конфеток, дала их любимой левретке, позвала служанок и, опираясь на их руки, удалилась с балкона.

Дверь за ней затворилась, и толпа, видя, что все кончено, стала молча расходиться. Иные качали головами, точно желая сказать, что такая бесчеловечность рано или поздно навлечет Божью кару на юную красавицу.

IX

Екатерина Великая говорила, что в Санкт-Петербурге не бывает зимы и лета, а бывают только две зимы: одна — белая, а другая — зеленая.