Запиханка из всего

– Не подъе… Ну, ты понял. Вот стал бы Союз в Афганистане твердо – и абзац бы Кувейту.

– И мыли бы мы сапоги в Индийском океане… – Петрович лениво пережевывал хамон, и потому говорил несколько невнятно. – Но не дотянулись ручонки коммунистических вампиров до горла Суэцкого канала. Совсем чуть-чуть не хватило. А какую просрали державу! Красную Империю просрали!

Петр Васильевич убрал звук – на экране мелькали то танки в очередной горячей точке, то бравые спасатели в пене и в мыле, то мирно плывущие по волнам пшеницы комбайны. Петр Васильевич нашел канал с полуодетыми певицами – и теперь любому следователю мог смело расссказывать, как провели вечер. Пили виски, смотрели на девок в купальниках. Конечно, у нас имеется что скрывать: не дай бог, узнают жены…

Собеседник тоже пережевал полоску:

– Мясо как мясо. Больше понтов, чем вкуса. Приезжай ко мне, мы тебе такой медвежатины нарежем! Васильич… а когда ты понял, что мы тоже для мебели? Что мы такой же электорат, разве что позолоченный?

– Когда-когда… Много будешь знать, скоро расколешься. Ты поэтому?

– Да. Пускай это смешно звучит – но у люберецких бандитов больше воли, чем у нас. Я хрен знает, как там оно решалось при Сталине. Но когда у бандита больше воли, чем у таких, как мы… Про электорат вообще молчу. Короче: это надо менять. И вообще…

Мужчина выплюнул фразу с ошметком безвкусного хамона:

– Раз я политик, так у меня и мечты быть не может?

– И как ты это видишь? Технически? Телефон-мосты, телеграф-кресты?

– Все проверяшь, морда гэбэшная? Так и вижу. По Марксу-Энгельсу. Есть базис. На чем стоят все эти скрепы сраные. Либо проржавеют сами, либо…

– Скрепы?

– Нефть! – рыкнул собеседник. – Доволен?

Петр Васильевич выключил телевизор, и в комнате опять стемнело.

– Проржавеют?

Собеседник постучал по столу:

– А тут бутылку видел только что… Налей?

– Хорош. Жена утром убьет.

– Чтоб я еще с чекистами пил…

– Чтоб я еще с депутатом закусывал.

– А вообще я лидер парламентской фракции. Понял!

– Утром перед зеркалом от страха не обс…фигеваешь?

Посмеялись – чуточку свободнее, чем в первый раз.

– Да я вообще… – заговорщицким шепотом поведал один, – книжки читаю! Вот, Хайнлайн, к примеру. “Луна – суровая хозяйка”.

– А я Роберта Пенни Уоррена, – парировал второй, – “Вся королевская рать”. И чего?

– Да мы же, мать его, интеллегенция! Совесть нации, ети ее в качель!

Обменявшись намеками, заржали уже по-настоящему, легко и громко. Петр Васильевич выставил новую бутылку:

– Однова живем!

– Правильно… – собеседник закусил снова хамоном, хотя на низком столике хватало всякого. – Васильич, а ты-то сам… Правду скажешь, или как обычно?

Петр Васильич сморщился:

– А я, знаешь ли, сталинист-имперец. Жила бы страна родная.

– Ага, – подхватил собеседник, – не будет кормить чужая!

– И чего, раз я гэбешник, у меня и мечты быть не может?

* * *

– Может-может… – комиссар четвертого департамента захлопнул кожаную папку. – Просто вы пока с этим не сталкивались. Это у нас в Европе чаще встречается.

Рослый мулат и тощий рыжий переглянулись. Рыжий буркнул:

– Ну ясно, кэп. Культура в Париже. А мы для вас деревня.

Де Бриак осветил технический коридор белозубой улыбкой и постучал пальцем по наклейке на стене:

– Попробуйте объяснить что-нибудь этим парням.

Мулат переглянулся с рыжим ирландцем – возражений не нашлось. Наклейка “Red Sakura” тут никак не предполагалась. Но пролезла же как-то!

– Лежер, у вас подборка по этим… Красновишневым…

– Готова, шеф.

– Вот в самолете и расскажете.

Французы развернулись к выходу. Мулат, на котором хорошо сидела форма частной военной компании, прибавил:

– Мы проверили всех, имеющих доступ в этот блок. Три доктора биохимии, всем за пятьдесят. Ассистентов сюда не допускают.

Все четверо посмотрели на гермодверь первого шлюза. За шлюзом ультрафиолетовые затворы, короткие проходы с распыляемой спиртовой взвесью. За ними второй шлюз. Только потом ряды термокамер с культурами. Де Бриак не горел желанием знать подробности. Марбург, Эбола, денге… Плюс неизвестное количество патогенов новой волны. Центр обслуживает север Американского континента. Предоставляет образцы болезней для отработки лекарств – и, что куда важнее, для диагностики. Если подпольные иммигранты привозят на себе очередную эпидемию, то здешние специалисты путем сравнительных тестов устанавливают – что приехало. А от верного диагноза и лечение зависит чуть более, чем полностью.

И вот – на тебе. Наклейка.

– Данные мы вам записали, – мулат кивнул на папку в руках комиссара. – Там пять флешек, на всякий случай. Своих мы проверили всех. От микроботов поставили электромагнитную завесу… И все равно – точно как у вас, там, в цитадели культуры. Возможно, вы сможете найти что-то, что всех их объединяет.

Рыжий поморщился, сделавшись неприятно похожим на крысу. Промолчал.

Мулат подошел к выходу, вставил ключ-карту, открыл дверь – тоже толстую, огнестойкую, дымонепроницаемую. Подождал, пока все выйдут. Кивнул в объектив камеры слежения, вышел последним и повел гостей через коридоры, лифты, внутренние посты контроля – в административный блок.