Распопов радостно затряс головой, извлекая из шкафа непочатую бутылку. Расслабиться в компании с известным политическим деятелем – это не хуже, чем с Катькой. Тем более что Катька никуда не денется, а у депутата своих дел всегда по горло. Но раз пришел, а еще шутит, значит – уважает. Вот, опять же, о выборах в думу заговорил. Может, и вправду решиться? Что он, хуже этого? Или дурнее? Да он их там в этой думе всех за пояс заткнет. Тем более что столько про них знает. Рассказать избирателям, так поганой метлой выметут из розового законодательного дворца.
Андрей Андреевич приосанился.
– А что, Иван Матвеевич, может, и в самом деле соберусь в вашу компанию! Примете?
– Это смотря сколько заплатишь, – важно проинформировал депутат. – И репутация у тебя должна быть кристально честной. Чтоб ни один комар. Народный избранник – он во всем пример для электората!
Распопов хихикнул, подозревая, что вице-спикер так удачно и, главное, профессионально шутит. Однако депутат столь же напыщенно продолжил:
– За меня, например, пятнадцать тыщ народу проголосовало. Можешь такую ораву представить?
– Никак нет, – честно ответил хозяин кабинета.
– Вот. А если я их всех на тебя натравлю? Скажу, что какой-то там бизнесменишка пытается меня, их депутата, облапошить? То есть вместо того, чтобы помогать мне заботиться об электорате, наоборот, вставляет палки в колеса?
– Камнями забьют! – радостно улыбнулся Распопов, разливая коньяк. Политическая дискуссия, происходящая в собственном кабинете, ему положительно нравилась. Она приобщала его к высшему эшелону власти и делала вполне осязаемым грядущее вхождение в этот самый вожделенный мир кнопочек для голосования, выступлений по телевизору, сверкающих машин с синими мигалками.
– Забьют, – согласился гость, смачно отхлебывая коньяк. – А закусить-то что, нечем?
Распопов, всплеснув руками, выставил блюдечко с нарезанным и уже подвядшим лимоном, развернул шоколадку.
Депутат сунул в рот сразу несколько лимонных долек, сморщился, обсасывая пронзительную мякоть, выплюнул косточки и шкурки в ладонь, снова приложился к бокалу.
– И центр твой разгромят до основания. Или сожгут. И правильно сделают. – Он в упор и уже без всякого смеха взглянул на директора «Озириса». – Потому что надо работать честно. Честно, понял! – И гость поднял вверх указательный палец. – А ты? На ком нажиться решил? На нищих народных избранниках, которые каждую копейку готовы отдать страждущим. Не ожидал от тебя такого.
– Вы о чем? – Андрей Андреевич вдруг снова холодно взмок. Словно и не обсыхал в любовной горячке пять минут назад. И между ягодиц снова стало мокро и противно.
– А ты не знаешь? – удивленно уставился на него депутат. – Благодари мою доброту, что я к тебе пришел, а не в милицию! А то бы уже давал показания как мошенник!
– Иван Матвеевич, да что стряслось-то? – вслух затосковал Распопов, мгновенно вспомнив угрозы помощника мэра.
– Ты мне счет какой выписал? – прищурился депутат. – Не помнишь? За три месяца – почти семьдесят тысяч!
– Ну так вы же сами просили, чтобы препараты были самыми лучшими. Чтоб без последствий…
Андрей Андреевич вообще перестал что-либо понимать. Счет депутату, как и его коллегам, за лечение выписывали, да. И они вносили деньги в кассу. Но возмещать все непомерные траты народных избранников по восстановлению здоровья, утраченного во время особенно тесного общения с электоратом, им должна была страховая компания, с которой существовал тройной договор – страховщики, дума и «Озирис». А уж они как-то там по своим законам получали деньги из бюджета. То есть никто не оставался внакладе, наоборот. Сам «Озирис» этих денег и не видел, они транзитом уходили на страховые счета, возврат за использованные препараты предполагался по истечении квартала, тогда же, когда свои кровные получали обратно и пациенты. Эту схему в свое время предложила бывшая супруга. Она же и разрабатывала договор, и вела переговоры с заинтересованными сторонами. Правда, довести дело до конца не успела, потому как выбыла из славных рядов «Озириса», но пришедшая ей на смену Маргоша не только все завершила, но и страховую компанию выбрала совсем другую, более надежную и грамотную. Как там она называлась? Не то «Центавр», не то «Легион»…
– Вот о последствиях я и пришел поговорить, – веско припечатал депутат.
– Что, неужели и вас того… – Распопов чуть не ляпнул «заразили», но вовремя подавился собственным языком.
– А, оказывается, я не одинок? – ехидно осведомился депутат. – А чего ж ты тогда дурку валяешь? «Что случилось? Что стряслось?» – передразнил он хозяина кабинета. – Ну, что делать думаешь? Кто мне теперь деньги вернет? Я тебе что, Рокфеллер? Или Березовский?
– Так страховщики и вернут, – промямлил Андрей Андреевич. – Договор ведь у нас…
– Договор, говоришь? – переспросил депутат. И вдруг, вскочив, заорал так, что у Распопова ватно заложило уши: – Нет никакого договора! Мой помощник сегодня поехал в этот «Центурион» со всеми бумагами. А они на него глаза выпучили, как на марсианина. Понял?
– Нет, – честно помотал головой директор.