Заметки летописца

Но я вовсе не хотлъ сдлать замтку о смлости метафоръ. Тонъ, конечно, прежде всего бросается въ глаза; но не онъ составляетъ самое замчательное въ этихъ статьяхъ. Всего замчательне въ нихъ — ихъ совершенное безсиліе, ихъ полная несостоятельность. Отвчать на эти полемическія статьи нтъ никакой нужды; не настоитъ ни малйшей надобности защищаться противъ нихъ; они сами себя побиваютъ, сами собою падаютъ.

Дло стоющее нкотораго вниманія. Каждый писатель, конечно, дорожитъ своей литературной и общественной репутаціей; каждому, конечно, желательно сохранить чистою свою репутацію. Мало того, защищать и оберегать свою репутацію не только желательно, но и должно, но и составляетъ обязанность каждаго. Ибо каждый долженъ дорожить общественнымъ 'мнніемъ, долженъ уважать общество, среди котораго живетъ; а тотъ, кто небрежетъ своею репутаціею, очевидно, этимъ мнніемъ не дорожитъ и этого общества не уважаетъ.

Что же случается, однако же? Являются вдругъ статьи, наполненныя самыми тяжкими обвиненіями на васъ, всевозможными укорами и обличеніями вашихъ публичныхъ длъ. Казалось бы, тутъ-то и защищаться; между тмъ вы ясно видите, что никакой нужды въ защит нтъ. Нападки до того яростны, обвиненія до того притянуты за волоса, преувеличены и спутаны, во всемъ слышно столько злости, столько желанія выбраниться, а не сказать дло, что первая мысль ваша будетъ: зачмъ же тутъ защищаться? Не всякій ли читатель тотчасъ пойметъ, въ чемъ дло? Не всякій ли тотчасъ замтитъ ярость и преувеличеніе? Нужно же надяться и на читателей; необходимо полагаться на ихъ здравое пониманіе. Иначе, отвергая эту надежду и опору, мы тоже обнаруживаемъ неуваженіе и недовріе къ тому обществу, среди котораго дйствуемъ и которое насъ судитъ; а вмст съ тмъ ставимъ себя въ слишкомъ шаткое и непрочное положеніе.

Такимъ образомъ, если вы не хотите писать, чтобы посмяться, писать только за тмъ, чтобы уколоть вашихъ злыхъ противниковъ, вы получаете полную возможность молчать и заниматься своимъ дломъ.

Читатель согласится, что подобныхъ случаевъ не мало въ нашей литератур. Люди самые скромные, отнюдь не высокомрные молчатъ среди самыхъ жестокихъ публичныхъ порицаній. Къ числу такихъ порицаній, заслуживающихъ полнаго молчанія, принадлежатъ и указанныя статьи «Современника». Признаюсь, я никогда не могъ хладнокровно помириться съ такимъ ходомъ длъ и нахожу его глубоко ненормальнымъ. Важны тутъ не личности, важно значеніе печати, значеніе публичнаго слова. Ужели простительно ронять его до такой степени? Ужели простительно до того его опошлить, что оно теряетъ всякую силу и можетъ быть пропускаемо мимо ушей? Слово, произносимое публично, должно быть слово обдуманное, не легкомысленное, должно носить на себ печать искренняго убжденія. Тогда оно будетъ имть всъ; тогда на его вопросъ каждый почувствуетъ необходимость отвчать, противъ его порицанія защищаться, отъ его обвиненія оправдываться. Вотъ въ какому значенію должна стремиться печать, и достиженіе этого значенія зависитъ также и отъ самихъ пишущихъ. Вотъ почему становится досадно за литературу, когда вслдъ за яростными выходками раздается въ отвтъ ненарушимое молчаніе; вотъ почему яростныя выходки, вообще, есть вещь опасная, скользкая, требующая осторожности и умнья. Въ настоящую минуту все чаще и чаще случается слышать, какъ люди, читая выходки такого рода, замчаютъ: мало ли что пишутъ! Бумага все терпитъ! Это очень нехорошее слово, слово обидное для литературы; не нужно, чтобъ объ насъ говорили: мало ли что пишутъ!

Вотъ читатель вся та важность, которую я нашелъ въ факт появленія двухъ полемическихъ статей Современника. Если она не велика, то ты съ меня ни взыскивай; я вдь лтописецъ, и притомъ веду не лтопись, а замтки.

Для меня, конечно, какъ для лтописца «Эпохи», есть въ этихъ статьяхъ еще одна любопытная черта; но съ общей точки зрнія это черта совершенно побочная и маловажная. Дло въ томъ, что означенныя статьи, очевидно, 'стараются воспользоваться прикрытіемъ постороннихъ обстоятельствъ; воспользовавшись же прикрытіемъ этихъ постороннихъ обстоятельствъ, они употребляютъ вс усилія, чтобы совершить дло, которое весьма сильно напоминаетъ собою желаніе утопить человка въ ложк воды. Что касается до меня, то я совершенно убжденъ, что и воды-то тутъ вовсе не имется. Но имъ почудилось, что есть вода, что хоть на ложку да воды хватитъ; и вотъ они силятся утопить въ этой ложк человка. Столь сильное и слпое зложелательство произведетъ, конечно, на читателей, если они его замтятъ, весьма непріятное впечатлніе. Но, такъ какъ это фактъ весьма обыкновенный и часто повторяющійся, желаніе же, по своей неудобоисполнимости, совершенно безвредно, то, опять повторяю, я не приписываю этому обстоятельству никакой важности, а потому и не стану о немъ распространяться.