– Иди ты к черту, дура, – прошипел сержант, закладывая крутой вираж на повороте в сторону границы.
Когда гитарист перешагнул порог квартиры, первое, что он увидел, были широко раскрытые глаза жены.
– Где ты был столько времени, Эндрю? С тобой всё в порядке? – тихо спросила она.
«Где ты был… Какое ей дело, где я был…»
– На улице, – буркнул музыкант. – Это тебе. С днем рождения.
Он протянул жене цветы и, не вытерев ног о половичок, прошел в комнату. Грязные разводы от остроносых, окованных железом сапог потянулись за ним широким следом.
Нэнси осталась стоять на пороге, прижимая к груди букет. Глаза её медленно наполнялись слезами.
А у него на душе царила абсолютная серая пустота, как в старом чулане, из которого вынесли все, что когда-то радовало, имело значение, было важным и нужным…
Эндрю подошел к телевизору и нажал кнопку. Кролик Баггз Банни весело запрыгал по экрану, погоняя огромной морковкой грустного белого медведя.
– Ну что стоишь как статуя? Положи цветы в воду, – проворчал Эндрю, плюхаясь в кресло.
Женщина горько заплакала и скрылась в ванной. Всхлипывания заглушила струя воды, бьющая из крана.
Эндрю почувствовал, как в груди начинает ворочаться раздражение.
«Эти вечные слезы. Это постоянное „Где был? Что делал?“ Надоело…»
Нэнси вышла из ванной, утирая глаза платком. Она тихонько подошла и села на подлокотник кресла. Тоненькие пальчики нервно перебирали поясок домашнего халата.
– Что с тобой, милый? – еле слышно спросила она. – Скажи мне, что происходит?.. Эндрю, я люблю тебя. Но просто иногда мне кажется, что ты – это уже не ты…
Он молчал. Она зарыдала в голос и в отчаянии ударила его по щеке крохотной ладошкой.
– Господи, да очнись же ты!.. О, Боже мой, нет!
Музыкант медленно повернул голову. На Нэнси смотрели два ярко-рубиновых глаза. Человек в кресле был Эндрю… и одновременно не был им. Красные, налитые кровью белки глядели на неё с какой-то потусторонней, неземной яростью. Из раздувающихся ноздрей монстра хлестала чёрная кровь. Крепкие, длинные ногти впились в обшивку кресла, и материал с треском разорвался, обнажая фанерную основу подлокотников.
– Никогда не смей меня бить! – сквозь зубы прошипело чудовище. – Это – закон! Слышишь, ты!..
Костлявый кулак ударил в лицо Нэнси и отбросил её к стене. Она упала не издав ни звука и скорчилась около батареи, инстинктивно прикрывая руками тяжёлый живот. Эндрю подскочил к ней и, схватив её за волосы, поволок в ванную, из которой доносились звуки льющейся воды.
В ванне плавали цветы. Ярко-красные бутоны распустились в воде, и… лепестки, отрываясь от венчиков, медленно опускались на дно ванны. Красивое, завораживающее зрелище смерти. Эндрю на секунду остановился. Лепестки, словно капли крови, устилали дно ванны, уже наполненной водой до краев.
Пустота в душе наполнилась смыслом. Все, что оставалось в нем от человека, затрещало по швам и осыпалось, как осыпается кокон с гусеницы, переживающей свое новое рождение в новом голодном теле.
– Эндрю, – слабо позвала Нэнси, – Эндрю…
Но зверь, наконец-то проснувшийся в человеке, не собирался отпускать его.
Эндрю дико захохотал и толкнул женщину. Она упала в воду, и каскад ледяных брызг окатил музыканта с головы до ног. Нэнси попыталась закричать, но тяжёлый сапог ударил её в грудь и прижал ко дну. Она забилась, ломая ногти о край ванны и крася белую эмаль кровавыми разводами.
Лицо несчастной скрылось под водой. Она дёрнулась кверху, но окованный железом каблук с нечеловеческой силой давил на грудь.
Она рванулась снова.
Бесполезно…
Большой пузырь воздуха отделился от губ женщины, скрытых под водой. Потом ещё один, поменьше. Пузыри медленно поднимались со дна и маленькими вулканчиками лопались на поверхности. И с каждой секундой их становилось всё меньше и меньше.
Наконец Нэнси перестала биться. Её тоненькие руки безвольно вытянулись вдоль тела. Эндрю усмехнулся и повернул ногу на обнажившейся груди жены так, словно тушил тлеющую сигарету.
«Зло не приходит извне, – раздалось в голове Эндрю. – Оно живёт в каждом из нас и терпеливо ждет своего часа, чтобы вырваться наружу».
– Кто здесь? – дико закричал музыкант.
На мгновение мрак отпустил его душу. Демон, поселившийся в человеке, похоже, испытывал наслаждение в те моменты, когда Эндрю – настоящий Эндрю – смотрел на дело рук своих… А может, и не было никакого демона? Зло не приходит извне…
Эндрю стоял над ванной и с ужасом смотрел на дело рук своих.
– Господи, Нэнси, что я наделал?!!!
Живот трупа задрожал. По воде пошли круги. Лепестки роз, будто маленькие кораблики, закачались на волнах. Треснула ткань мокрого платья, и контуры маленького лица проступили сквозь синеющую кожу круглого живота.
– Ты – это он, – прошептали губы так и не родившегося младенца. – Он – это ты.