Закон бутерброда

На лице у Кристофа отразилось сомнение, повергшее Поля в шок.

– Что?! Ты не согласен? Ты саркозист или где?

– Согласен, естественно. По сути согласен. Но это все было десять лет назад. Теперь с общиной хиппи времен начала интернета покончено. Не хочу повторяться, но скоро в вебе будут сидеть все. Даже твои родители, даже твоя бабушка. Нельзя огородиться колючей проволокой и торчать только среди своих, со своими правилами. Процесс демократизации интернета необратим. А как следствие, туда скоро вмешаются политики. Они начинают понимать, что на кону во всемирной паутине стоят власть и экономические интересы. Можно, конечно, сопротивляться, но в итоге мы все равно проиграем.

– Ну знаешь, а я отказываюсь сдаваться так просто. Как… как старый хрен.

Кристоф грустно улыбнулся. В девятнадцать лет он бы наверняка реагировал так же, как Поль. Но теперь в нем начинал брать верх прагматизм. Может, он и вправду становится старым хреном.

Он послал Марианне эсэмэску, предупредил, что ее делают троянским конем французских политиков в интернете.

Марианна в это время решила наконец взглянуть в глаза невыносимой правде: ей нужно снова записаться в университет и закончить диплом. Она первый раз со школьных времен оставалась на второй год, и хотя на факультете это было в порядке вещей, переживала сей факт как постыдный провал. Как она могла поставить личную жизнь выше работы! Тем более ради такого козла, как Готье. Поэтому сегодня она решила, вместо того чтобы ныть из-за случившейся катастрофы, заняться своим университетским будущим. Youporn починили, и она понимала, что нельзя больше просить Поля целыми днями атаковать сайт. Оставалась единственная надежда: что роликов будет много и ее собственный в конце концов затеряется в общей массе до полной неразличимости. К тому же Поль и его “друзья” начали добавлять на сайт порнуху, которую скачивали годами. “У тебя отличная задница, но твое видео не идет ни в какое сравнение с полным собранием роликов Клары Морган или Табаты Кэш”, – утешал Марианну Поль.

В общем, она решила последовать его совету, спрятать голову в песок и, сосредоточившись на материальном аспекте своей жизни, отправиться в Сорбонну – решение тем более мужественное, что заново записаться на факультет означало укоротить себе жизнь по крайней мере на год. Запись проходила в два этапа. Сначала запись административная, которая, в свою очередь, состояла из трех этапов. Затем можно было приступать к так называемой педагогической записи, в двух этапах. Марианна близилась к завершению этой нескончаемой процедуры. Ей оставалось только получить форму D665, подтверждающую запись на написание диплома, завизировать ее у научного руководителя и отнести в учебную часть.

Утром, у входа в Сорбонну, ее ожидало глубокое разочарование: план борьбы с терроризмом по-прежнему действовал. Вследствие чего у дверей торчали два шныря в штатских костюмах броского синего цвета и исполняли свою миссию, иначе говоря, рявкали спешащим студентам: “Пропуск!” В первый год, когда ввели эту систему контроля, основанную на общеизвестном принципе, что у террориста не достанет мозгов обзавестись пластиковым студенческим пропуском, Марианна еще задавалась вопросом, какая в ней польза, если пройти удается всегда, с пропуском или без. Мера эта привела лишь к двум очевидным результатам. Во-первых, к увеличению количества минут, на которые опаздывали студенты, во-вторых, к повышению социального статуса охраны. Прежде она информировала, теперь контролировала. Марианна, изобразив самую пленительную свою улыбку, объяснила, что пропуска у нее пока нет, потому что она только что записалась.