Заяц над бездной

- Что писать? – осторожно спросил Лаутар. – Где табор?

- Пиши, – сказал Смирнов. - Я, Лаутар, или как тебя там, обязуюсь.

- Обязуюсь, - дописав, поднял глаза Лаутар. – А где табор?

- Обязуюсь не разглашать ни в какой форме. Так. Написал? Ни в какой форме не разглашать события, имевшие место на моей свадьбе. Успеваешь?

- Успеваю, - разозлился Лаутар. – Какие события? Где Ана? Где табор?

- Если я нарушу это обязательство, - повысил голос Смирнов, - пиши! То понесу наказание по всей строгости наших советских законов. Число, подпись. Давай сюда.

Лаутар дописал и протянул бумагу Смирнову.

- Где Ана? – повторил Лаутар. – Куда вы всех попрятали?

Смирнов усмехнулся.

- Никого мы не прятали. Что ночью видел и узнал – забудь. Сболтнешь про Леонида Ильича, и… всех прочих, кого видел, хоть слово – шутить не буду. Упрячу навсегда. Понял?

Лаутар подавленно молчал.

Смирнов немного смягчился.

- Уехали. Все уехали, - сказал Иван Никитич. – Да сядь ты, не маячь над головой.

Лаутар присел на край бездны – рядом с Гроссу и Смирновым.

- Куда уехали? – спросил Лаутар тихо.

- Леонид Ильич – дальше. В Дели, с официальным визитом.

- А… - начал нерешительно Лаутар.

- Домой. В Лондон. И забудь навсегда. Понял?

Лаутар кивнул.

- А табор? Где Ана?

- Это уж я не знаю, - сказал Смирнов. – Табор – это не ко мне. Ищи теперь свой табор.

Несколько минут они сидели на краю обрыва, над Днестром, не говоря ни слова – Лаутар, Смирнов и Гроссу.

- А мексиканцы? Амигос? – вдруг вспомнив, спросил Лаутар.

- В Дели, с Леней, - сказал Смирнов. – Куда ж еще?

- Хорошие ребята, - сказал Гроссу, печально глядя куда-то вдаль.

Смирнов сделал несколько глотков вина из пузыря, сощурился на солнце, поглядел на зеленые быстрые воды петляющего в холмах Днестра.

- Что за река, - сказал Смирнов, - петля за петлей. Не понять ничего. Э-эх…

Смирнов устремил взгляд куда-то за горизонт, далеко, в цепкую свою память.

- Знаешь ты, что такое Волга? – то ли к Лаутару, то ли к Гроссу обращаясь, спросил Смирнов. – Не знаешь ты ничего. Да что там говорить. Темнота. Цыганщина. Волга – это…

Смирнов замолчал. Лицо его стало гранитно-печальным, похожим на героический барельеф.

- На один бы день мне на Волгу, - сказал Смирнов. Голос его дрогнул. - На один только день! Босяком фабричным, на Волгу, в семнадцать лет своих, дурных, комсомольских. С девчатами купаться, в полдень, и на камушки. Да что там говорить…

- Так поезжай на Волгу, - сказал Гроссу ободряюще. – Хочешь, я с тобой?

- Нет, Сеня, – ответил Смирнов и грустно улыбнулся Семену. – Есть такие места, куда нет возврата. Да и зачем? Ничего не вернешь. Судьба моя, значит, такая. С болгарами, с узбеками, с латышами, с вами вот, цыганами – куда только партия меня не посылала. Стал Ваня Смирнов сам теперь цыганом. Где теперь мой дом? Где теперь моя Волга?

Видно было по лицу Сени Гроссу, что хотел он сказать что-нибудь Ивану Никитичу, и попросить у него прощения – за всех болгар, узбеков и цыган, с которыми мается Смирнов по приказу партии. Но не находилось у Семена Кузьмича складных слов, и он молча протянул Смирнову пузырь с вином, печально заглянув в лицо Смирнова голубыми ангельскими глазами.

Смирнов отпил вина из пузыря. Вздохнул глубоко и освобожденно.

- Одного не могу понять, - сказал Смирнов. - Почему заяц смеется?

Гроссу и Лаутар взглянули на Смирнова с удивлением, переглянулись.

- Леня рассказал. Если зайца загнать к обрыву, на самый край, что он делает?

Гроссу честно пожал плечами.

- Леня говорит, он прыгает с обрыва, - сказал Смирнов. - И смеется. Я понять не могу, почему? И почему я все думаю, и думаю об этом? Чертовщина какая-то. Придумает же Леня…- Смирнов улыбнулся.

- Почему смеется? – спросил тихо Лаутар.

Смирнов взглянул на Лаутара.

- Смеется, потому что свободный, - ответил Лаутар Смирнову.

Смирнов молчал, и Гроссу молчал, а Лаутар смотрел на зеленые воды Днестра и улыбался.

…Пыльная желтая дорога вела троих человек к белому городу.

Иван Никитич Смирнов, Семен Кузьмич Гроссу и Лаутар шли по пыльной желтой дороге. Иногда они останавливались, чтобы сделать несколько глотков вина из пузыря.

Они шли так долго, пока на пыльной желтой дороге их не догнал табор. Во главе табора ехала коляска, украшенная желтыми цветами. Гривы лошадей были любовно заплетены во множество тонких маслянистых косичек.

Это была выходная коляска Барона.

В коляске, за вожжами, сидела Ана.

За этой коляской следовала еще одна, потом еще и еще. Целый табор.

Табор быстро нагнал пеших Смирнова, Гроссу и Лаутара.

- Где ты был? – возмущенно крикнула Ана Лаутару, поравнявшись с ним.

- Я? Где ты была?! – сердито прикрикнул на Ану по-цыгански Лаутар.

- Я? Я тебя искала! Я уже плакала! – возмущенно выкрикнула в ответ по-цыгански Ана.

- Как ты с мужем разговариваешь? А? – возразил сердито Лаутар. – Виновата, так молчи!

- Молчу, молчу, - отвечала Ана покорно и одновременно издевательски, - Я ничего не говорю. Молчу, что, не видно?

- А где отец? – спросил Лаутар.

- Пошел в Турцию. Там Неня и Чола в тюрьме, - ответила Ана.