Заговор против Афин

— Мне очень неловко спрашивать, но… Как ты оказалась в тюрьме? — поинтересовалась она. — Конечно, это не мое дело и… Но ты ведь непохожа на вора или, чего доброго, на…

— Габриэль! — укорила Зена, и девушка покраснела до корней волос.

— Я… Я не то хотела сказать! — прошептала она подруге и снова повернулась к глухой женщине.

Элизеба поникла и с трудом выговорила:

— Я оказалась там из-за сына. Хозяева так рассердились, когда он не принес им ни монет, ни кошельков, ни колец да еще сказал, будто женщина-воин велела никого не трогать и пригрозила, что…

— Она ему не угрожала! — вмешалась Габриэль. — Зена никогда не запугивает детей!

— Да, Кратос мне все объяснил, тот рассказ был для хозяев. Спасибо, воительница, — поблагодарила Элизеба за монеты и заботу о сыне. — Я провела в темнице две ночи без сна. Простите, засыпаю на ходу, — она положила голову на скрещенные руки, лежащие на столе. Габриэль тронула ее за одежду и отвела на место, где раньше сидела сама. Опустившись на пол, она устроила голову женщины у себя на коленях, сказав:

— Так ведь удобнее. Мы с Зеной побудем на страже.

Элизеба благодарно улыбнулась и тотчас заснула.

Надолго воцарилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием масляного светильника и глубоким ровным дыханием матери Кратоса. Зена поднялась на ноги, размялась и принялась ходить по хибаре: четыре шага налево, четыре направо.

— Габриэль, — сказала она наконец.

Но Габриэль уже трясла головой:

— Нет, нет, нет, и не думай. Я знаю, что ты скажешь, и не собираюсь тебя слушать. Ладно, если б это была случайность, но златовласый воришка бежал ко мне, именно ко мне. Он смеялся!

— Габриэль, посуди сама, у таких, как Геларион, нет совести. Ты не можешь вбить ему в голову то, что он не способен понять. Афины для нас ловушка: стоит сюда приехать, и неприятности сыплются как из рога изобилия. Давай уедем прямо сейчас, как только вернется Кратос. Решайся!

— Нет! — твердо заявила Габриэль и, заметив, что Элизеба пошевелилась, успокаивающе улыбнулась усталой женщине и откинула с ее лба прядь темных волос; подождала, пока та не заснула опять. — Езжай на здоровье, я тебя не виню. В Афинах нам и правда пришлось несладко. Знаю, что ты собираешься сказать насчет Гелариона, но все равно я его проучу. Если я прочитаю ворюге вдохновенную речь о честной жизни, он станет ненамного лучше, а вот если наставлю ему пару шишек, это он запомнит надолго. Не нужно так шутить с прохожими.

Глаза Габриэль потемнели и напоминали бурлящее море. Злость в них так и кипела:

— Он не только смеялся надо мной, он натравил на меня Агринона. Того самого, которого я поколотила, чтобы не приставал к бедной Арахне.

— Я помню ткачиху Арахну, — Зена надеялась направить разговор в другое русло. Взгляд ее подруги потеплел, уголки рта приподнялись в улыбке. Королева воинов воспользовалась паузой: — Гелариона не изменишь. Ты не произведешь на него впечатления, как ни бейся.

— Я сделаю не то, что ты думаешь.

— Неважно, что я думаю. Он не изменится, не трать силы попусту. Даже побои не помогут. Кто знает, может, Гелариона били все кому не лень, кроме матери и так называемого «отца». А может, и они били. Габриэль, в мире есть вещи, которые от тебя не зависят.

— Все равно.

— Не хочу, чтобы ты огорчалась из-за собственного бессилия.

— А я хочу попробовать, — упрямо сказала Габриэль и вдруг затихла, прислушиваясь. — Показалось. Все равно, прежде чем уехать из Афин, я должна заглянуть в лавку Петера.

— Ох уж этот Петер, — процедила Зена, а Габриэль бросила на нее лукавый взгляд и едва удержала смешок.

— Я схожу одна, не беспокойся. Я же видела, что он тебе не понравился.

— Он сумасшедший. Больной человек.

— Ой, да брось ты! В его крылатых эльфов не нужно верить, они ненастоящие! Это что-то вроде дриад или нимф, ну, и тому подобное. Нет, я не спорю, дриады, может быть, и существуют, вспомни друга Гомера, но эти малютки — выдумка! — Девушка звонко щелкнула пальцами. — Они не реальнее гарпий, поверь. Ну нельзя же сажать Петера в тюрьму всего лишь из-за сказки, выдумщику там не место. Подумаешь, развернул перед госпожой пергамент! Она ведь сама хотела его увидеть. Ишь, упала от смеха, а теперь возмущается!

— Хватит, хватит, утомила, — мрачно перебила Зена. — Настоящие, ненастоящие, какая разница. Твой приятель в темнице — вот и все. Крылатые малютки — фу, ерунда!

«Это гарпий-то нет!» — подумала она с кривой усмешкой. Воительница и Марк — «пусть хранят тебя боги, любимый» — могли бы многое о них порассказать.

— Ладно, не будем о мифах, — смирилась Габриэль, поняв, что Зену не переубедить. — Лучше поговорим о Петере, надо ему помочь. Что, если стражи оставят его под арестом? Не найдется денег на подкуп, или обозлится глупая жертва, или заупрямится муж? Говорят, муженек пользуется влиянием. А Петер сидит в подземелье, и никто даже не знает об этом. Афинам необходим поставщик пергамента, а мой приятель снабжает город свитками и даже рукописями. Читая их, певец может всю душу вложить в песню, а не вспоминать сюжет и рифму. До Петера никто не продавал рукописные тексты.