Заговор против Афин

— Прости, мама, — и он снова отвернулся от женщины, обращаясь к Габриэль и Зене. — Пожалуйста, воительница, останься с мамой. Ты же знаешь, она глуха. Если кто-то отыщет укрытие, она узнает об этом слишком поздно. Маме страшно одной. Я ничего больше не прошу, ни единой монеты! Сделай так, и по воинскому правилу чести мы больше не будем в долгу друг у друга.

— Я… — устало начала Зена и вздохнула. — Ну, хорошо. Управься за ночь, я хочу уехать на рассвете.

— Стой, — вмешалась Габриэль. — Ты знаешь златовласого мальчишку? Милого мальчика, который бросил мне тот несчастный кошель?

Кратос долго раздумывал и наконец решил не отвечать, но Элизеба по губам следила за беседой и, печально вздохнув, вмешалась:

— Это Геларион, сын моей старшей сестры. Кратосу он двоюродный брат. Совсем непохож на моего! — сердито добавила она.

«Старая песня, — устало подумала воительница. — Мой сын попал в дурную компанию. Бедняжку заставили воровать, во всем виноваты плохие мальчишки с улицы». Однако Элизеба молчала, и вместо нее заговорила Габриэль:

— Конечно, ваш сын не такой! — ободрив женщину, она повернулась к Кратосу: — Ага, значит, Геларион. А почему он выбрал меня?

— Просто ты оказалась на пути, — пожал плечами воришка. — Ему все равно, кого подставить, законы Афин не для него. В конце концов, его отец сам…

— Кратос! — резко одернула Элизеба: сын стоял к ней лицом.

— Но это же правда, мама! — настаивал мальчуган. — Он мне все уши прожужжал этой историей, да и тетя Сибелла не возражает. Он сын Гермеса и любимец богов.

Элизеба покачала головой, и Габриэль поняла, что женщина ужасно смущена этими слухами. Зена широко распахнутыми глазами воззрилась на паренька:

— Сын олимпийца Гермеса, покровителя воров и мошенников?

— Не совсем так, — поправила Габриэль, задетая неточностью определения. — Гермес — вестник богов, он быстр, ловок и плутоват, но он скорее позаботится о герое вроде Одиссея, чем о воришке с рынка.

Кратос сверкнул глазами в ее сторону, но девушка не обратила на это внимания.

— Хитрость и обман — разные вещи, но воровство подло всегда. Не говоря уж о том, чтобы переложить вину на соседа! Попадись негодяй мне в руки, и никакой папаша его не спасет! Будь он хоть Зевс! Или бог холодной погоды, о котором рассказывал Петер! Так бы и придушила голыми руками, несмотря на родню! — разошлась Габриэль.

Наконец в комнате воцарилась тишина, и Зена вздернула бровь. Болтушка, раскрасневшись от гнева и уже не находя слов, качала головой.

— Хочешь с ним поговорить? — неожиданно спросил Кратос. — Я приведу его.

— Не стоит, нам пора в путь, — Зена считала разговор законченным, но ее подруга уже закивала:

— Обязательно приводи.

— Габриэль, — внушительно произнесла воительница, — мы уезжаем при первой же возможности.

— Езжай одна, — ответила девушка, горящими глазами глядя в пустоту. — Я останусь здесь, пока не выложу негодному мальчишке все, что о нем думаю. Пожалуй, добавлю на память пару синяков да посмотрю, примчится ли Гермес в своих крылатых сандалиях, чтобы защитить гадкого сыночка, — она поглядела на Зену. — Уезжай, если хочешь. Скажи, когда и где тебя найти, я догоню.

Зена улыбнулась помимо своей воли:

— После всех неприятностей, в которые ты угодила в Афинах, думаешь, я оставлю тебя одну? — Воительница посмотрела на Кратоса и приказала: — Ступай. Чем раньше приведешь ворюгу, тем раньше мы уедем, а я не хочу ждать.

Мальчик кивнул, вышел на освещенное место и, глядя на мать, прижал одну руку к груди, а сверху приложил кулак другой.

— Знаю, сынок. Иди.

Кратос колебался лишь мгновение, затем его юное лицо стало суровым, мальчик выбежал в соседнюю комнату, а оттуда на улицу. Зена слышала, как застучали по камням его башмаки. Звук тут же оборвался.

— Вышел с черного хода, — сказала воительница, обращаясь к Габриэль, которая уже поднялась на ноги и с наслаждением потягивалась. Следившая за губами воительницы Элизеба кивнула:

— Да, с черного хода. Там может проскочить только ребенок. Мы в безопасности… по сравнению с темницей.

— Согласна, — пробормотала Габриэль и спросила: — Что это сказал твой сын? — Она скопировала жест, прижав к груди кулак. Элизеба улыбнулась.

«Да она раза в два моложе, чем я думала! — вдруг поняла Зена. — Ведь ее сыну не больше девяти лет. Она ловка, вынослива и даже красива». Теперь женщина сбросила покрывало, и воительница увидела гибкие руки. Они никогда не держали меч, но и слабыми не казались. Лицо Элизебы, тонко очерченное, носило следы тревог и делало ее старше.

Элизеба снова улыбнулась, и ее темно-синие глаза оживились:

— Это семейный знак, только для нас двоих. У нас их множество. Этот я выдумала, когда Кратос был совсем еще ребенком, чтобы сказать: «Я люблю тебя, будь осторожен».

— Ой, — расплылась в улыбке Габриэль. — Ой, как трогательно!

С лица Элизебы, напротив, сошло выражение радости:

— В последний год сын часто пользуется этим жестом. Никогда не думала, что мы поменяемся ролями, — женщина вздохнула, закрыла глаза и подперла рукой щеку. Легкое прикосновение Габриэль заставило ее вернуться к реальности: