Загадочная душа и сумрачный гений

Да, какие-то мелкие проблемки у нас могут возникнуть в связи с этим. Но все они — величины микроскопические, не стоящие выеденного яйца на фоне одного только ухода Витте, даже не говоря про наш Договор.

Нет. Тут кроется что-то другое. И, похоже, я начинаю догадываться…»

А Экселенца тем временем понесло. Приняв настороженное молчание собравшихся за растерянность, что его выбешивало на уровне рефлексов, или просто не удержавшись от соблазна в очередной раз поизмываться над своим окружением, что было свойственно холеричной натуре эгоцентрика, Вильгельм закусил удила. Голос его яростно грохотал:

— Я пятнадцать лет бьюсь с невменяемыми придурками из Рейхстага… Я давно готов разогнать к чертям собачьим все это стадо безмозглых, упрямых, тупых ослов… А эту мерзость, доставшуюся нам в наследство из-под Бисмарка, эту никчемную, порожденную торгашескими интригами бумажонку — Конституцию, спалить в камине! И если бы не кое-кто, из здесь сидящих, уже сто раз бы так и сделал!

Я, Король Пруссии и германский Император, до сего дня вынужден был просто-напросто завидовать свободе рук и решений, которыми обладает самодержец России! А он… этот!.. Может, у него просто Nicht alle Tassen im Schrank![18] Не нахожу других слов! Он что делает, этот царек несчастный? Может, и в правду не ведает, что творит? Или это происки кого-то из его семейки и камарильи? Вы только подумайте: взять и самолично отречься от божественной сути и предназначения самодержавного государя, от полноты власти, от бремени ответственности, дарованных единственно Всевышним!

Но разве способен в трезвом рассудке и душевном здравии на такое святотатство миропомазанный монарх? Если бы я знал это сегодня утром, то вместо вас — военных и дельцов — загрузил бы мои корабли лучшими психиатрами Рейха! О! Как мне сейчас не хватает здесь моего славного Гинце, Пауль то должен точно знать, что там у них на самом деле случилось…

Так что же вы молчите, мои любимые, обожаемые господа адмиралы!? Притаились, словно жирные караси под корягой? Ну, скажите же мне, что нам теперь делать?

Однако, даже этот пассаж с прямым вопросом в финале, остался гласом вопиющего в пустыне. Все слишком хорошо знали: если попасть Вильгельму под горячую руку, то «на раздаче» можно услышать о себе столько занятного, что человеку с совестью и честью будет трудно смотреть в глаза тем, кто при этом его унижении присутствовал. Причем, как правило, при унижении, вовсе не заслуженном. Случай на «Гогенцоллерне», когда на хамскую выходку кайзера, молодой лейтенант ответил оскорблением действием, ничему его не научил. Офицера вынудили застрелиться. Мелкая неприятность забылась…

— Ну, какой, скажите мне, может быть парламент в России?! И как нам теперь иметь с ними дело? — Вильгельм вопрошающе пожал плечами, — Ведь русские записные трепачи-интеллигенты, это даже не их замшелое допетровское боярство. Теперь мерзавцы станут заволынивать в этой их Думе все и вся! Представляете, какие взятки придется на каждом шагу платить им нашим промышленникам? За каждую закорючку! Вместо помощников кузен наплодит толпу голодных, беспринципных кровососов. И все наши планы пойдут кошке под хвост. Предательство и шантаж будут караулить нас на каждом шагу!

Генрих[19], брат мой, ты согласен с этим?

Взгляды Тирпица и всех присутствующих обратились в сторону командующего Кильской базы, чей характерный, гогенцоллерновский профиль четко рисовался в абрисе иллюминатора на фоне темно-серого неба, словно портрет в круглой раме.

Принц Генрих успел глубокомысленно нахмурить августейший лоб и даже набрать в легкие побольше воздуха, как вдруг, с другой стороны стола, раздался прерывающийся, вымученный голос:

— Ваше величество… позвольте…

— Ага! Все-таки наш дорогой Бернгард хочет выступить первым.

— Пожалуйста, позвольте покинуть вас на несколько минут…

— Тьфу ты! Конечно. Ступай, ступай скорее! — Вильгельм проводил сострадательным взглядом Бюлова, с низкого старта рванувшего к дверям, — Ну-с мои, господа адмиралы, поскольку главный дипломат предпочел тактично отправиться блевать, может быть пока — по чашечке кофе? Правильно ли будет принимать серьезное решение, обсудив все только в нашем узком, флотском кругу?

— Мой Император, прошу прощения, но, возможно, Вам также стоит выслушать и мнения представителей армии? И деловых кругов? Тем более, что такая возможность у нас имеется, — подал голос рассудительный Гольман, чья карьера на действительной службе была уже завершена, и в критические моменты, когда Экселенц «на взводе», можно было не взвешивать каждое слово или помалкивать в тряпочку.

— Всему свое время. Кстати, насчет бизнесменов, Вы попали в самое яблочко, мой дорогой Фридрих. Я семафором запросил у Баллина, знают ли они о русских новостях, и стоит ли нам продолжать поход? На оба вопроса был дан утвердительный ответ. После чего я и собрал вас. А мои любезные генералы… пусть генералы пока подождут, — заявил удивительным образом совершенно успокоившийся Вильгельм, выдержав в своем ответе парочку театральных пауз.