Загадка последнего Сфинкса

Один из ночных визитеров подхватил с полу фонарик, осмотрел следы разгрома. Увиденное его не удовлетворило, и он внес свою лепту, продолжая что-то крушить и ломать…

Матвей дернулся, но Астра придержала его за рукав: не вмешивайся, мол, рано еще. Казалось, ситуация была ей в некоторой степени понятна, в отличие от него. Глаза привыкли к темноте и кое-что различали: помогал рассеянный свет фонаря.

Черная фигура наклонилась и производила какие-то действия. Второй гость, вероятно, потерял сознание от удара. Во всяком случае, не подавал признаков жизни.

Ночная схватка закончилась. Победитель выпрямился, вздохнул, окинул взглядом поле боя, и зашагал к выходу. Матвей не сумел толком его рассмотреть. Еще минута, и неизвестный скроется.

«Мне-то что за дело? — подумал он, напрягаясь. — Я понятия не имею, кто это и почему явился сюда ночью. Мы с Астрой сами не должны здесь находиться. У нас могут быть неприятности. Надо дождаться, пока он уйдет, и побыстрее выбираться!»

Эти здравые мысли привели к прямо противоположному результату. Вопреки логике, подчиняясь необъяснимому импульсу, Матвей с силой метнул вслед уходящему предмет, который нашел поблизости. К сожалению, орудие оказалось слишком легким, оно, как интуитивно почувствовал атакующий, скользнуло по плечу или основанию шеи неизвестного и не причинило ему серьезного вреда. Зато испугало! Ночной гость решил не выяснять, откуда удар, рванулся к выходу, потушил фонарь и был таков.

— Дверь хлопнула, — прошептала Астра, вылезая из укрытия. — Где наш фонарик?

— Надеюсь, больше никто не придет?

— Такой гарантии нет. Давай скорее…

— Если здесь труп, мы влипли!

Желтый круг света лег на распростертое тело в темных брюках, свитере и куртке. Астра вскрикнула. С первого взгляда показалось, будто вокруг головы расползлось пятно крови…

— Это волосы, — сказал Матвей.

Он присел на корточки, приложил пальцы к сонной артерии лежащего ничком человека, улыбнулся и поднял на Астру глаза.

— Пульс есть…

* * *

Масленицу, соломенную куклу в ярком сарафане поверх бабьей рубашки, повязывали пестрым платком. Жизнь ее будет короткой: всего-то семь дней, до Прощеного Воскресенья. Покатают ее с ветерком на тройке с бубенцами, потешатся, да и растерзают безжалостно, бросят в огонь — с улюлюканьем, со свистом, с веселым смехом.

Запылают масленичные костры, вздымая к небу снопы искр. Соберется вокруг них пьяный, сытый люд…

Уже строят по площадям ледяные горы, украшают елками, флажками и бумажными гирляндами. Устанавливают карусели, сооружают балаганы, запрягают лошадей в расписные сани, начищают самовары и ставят тесто для блинов.

С понедельника можно гулять. Первым блином, круглым и румяным, как солнце, угощают нищих да убогих, чтобы помянули умерших в своих молитвах, чтобы души предков тоже могли насладиться масленичным угощением.

Семь дней следует предаваться бесшабашному веселью, обжорству, потешным забавам, рядиться скоморохами, чертями, арапами и арлекинами, цыганами, козлищами и медведями. В этот праздник любой холоп может стать царем, а царь холопом.

Сам государь Петр I открывал масленичные гулянья в столице у Красных ворот, наряжаясь то шкипером, то барабанщиком, вел под руку государыню в одежде голландской крестьянки. Шуты ломали из себя бояр да вельмож, придворные дамы изображали маркитанток и восточных пленниц.

Императрица Елизавета Петровна уезжала на Масленую неделю в свое любимое сельцо Покровское, каталась с ледяных гор, любовалась взятием снежной крепости, ела горячие пироги, пила сбитень и мед.