Читаем Зачем быть счастливой, если можно быть нормальной? полностью

Я, как правило, очень тщательно работаю с текстами и вплетаю их в свои истории. Так вышло и с легендой о Граале – всего один проблеск, и самая драгоценная в мире вещь исчезает навеки, и дальше нужен полный приключений поход, чтобы обрести его вновь.

"Зимняя сказка". Моя любимая шекспировская пьеса. Покинутое дитя. Искаженный, больной мир, который не может быть исправлен, "пока не отыщется потерянное".

Прочтите эту строчку. Не "то, что было потеряно" или "потерявшееся". Нет, "потерянное". Грамматика показывает нам, насколько серьезна утрата. То, что случилось давно – но не отошло в прошлое. Это состарившееся настоящее, старая утрата, и поныне причиняющая боль – каждый божий день.

Вскоре после этого я начала терять рассудок. По-другому это не назовешь.

Дебора ушла от меня. Напоследок мы ужасно поссорились – моя уязвимость и ее отстраненность сделали свое дело, и на следующий день мы расстались. Конец.

Дебора имела полное право уйти. То, что в начале сулило огромную надежду, превратилось в медленную пытку. Я ни в чем ее не виню. У нас с ней многое получалось замечательно. Но постепенно я обнаруживала, что у меня большие проблемы, связанные с домом, с тем, чтобы обустраивать дом и обустраиваться в нем с кем-то. А Дебора любит быть вдалеке от дома, ей от этого только лучше. Она кукушка.

Я же люблю возвращаться домой – и мое понимание счастья заключается в том, чтобы возвращаться домой к любимому человеку. Мы оказались неспособны разрешить это противоречие, и я тогда даже не понимала, как такая простая вещь, как различие, может привести к чему-то такому сложному, как разрыв. Внезапное, нежданное одиночество, вертящееся вокруг мысли о невозможности, недостижимости дома, зажгло бикфордов шнур, который с шипением и треском горел, выжигая путь к отверстию в огороженном стенами пространстве глубоко внутри меня. А внутри, за этими стенами, замершая во времени, словно затворница, пребывала моя мать.

Дебора не имела ни малейшего намерения взрывать эту "утерянную утрату", и я сама даже не знала, что она там – по крайней мере, осознанно, хотя мое поведение и могло стать подсказкой.

Мои судорожные звонки Деборе – только затем, чтобы понять: она не перезвонит; мои недоумение и ярость – мое эмоциональное состояние вело меня прямиком к замурованной двери, к которой я никогда не хотела подходить.

Это звучит так, словно это был осознанный выбор. Психика намного мудрее, чем это позволяет сознание. Мы хороним воспоминания так глубоко, что уже и не помним, что похоронили. Но наши тела помнят. А сами мы – нет.

Я стала просыпаться по ночам и обнаруживала, что стою на четвереньках и кричу: "Мама, мамочка!". Я была мокрой от пота.

Поезда прибывали. Поезда открывали двери. Но я не могла в них сесть. С чувством униженности я отменяла встречи и мероприятия без объяснения причин. Иногда я днями не выходила на улицу, не одевалась в дневную одежду. Иногда я бродила по большому саду в пижаме, иногда ела, иногда совсем не ела или меня можно было заметить на траве с банкой холодной тушеной фасоли. Знакомые признаки беды.

Живи я в Лондоне или в другом большом городе, я бы уже отправилась на тот свет по причине несоблюдения правил дорожного движения. Или я бы въехала в чей-то автомобиль, или он в меня. Я задумывалась о самоубийстве, потому что оно могло стать выходом. Мне нужно было иметь возможность об этом думать, и в хорошие дни я так и делала, потому что это возвращало мне чувство, что я управляю своей жизнью – и в этот последний раз командовать буду я.

В плохие дни я просто цеплялась за веревку, становившуюся все тоньше.

Этой веревкой была поэзия. Все стихи, которые я выучила, когда мне нужно было держать в голове целую библиотеку, стали для меня сейчас спасательным кругом.

Прямо перед моим домом начинается поле – защищенное каменными стенами, оно тянется вверх и открывает вид на длинную цепочку холмов. Когда у меня совсем не оставалось сил, я выходила в поле, усаживалась, опираясь спиной на каменную стену, и смотрела на холмы.

Сельская местность, простой и естественный мир, мои коты и "Английская литература от А до Z" стали тем, на что я могла опереться и за что можно было удержаться.

Никто из моих друзей меня не бросил, и когда я была способна разговаривать, я с ними честно говорила.

Но часто я была не в состоянии говорить. Язык оставил меня. Я угодила в такое место, где языком еще не владела. Заброшенное место.

Где ты?

Но то, что воистину твое, никогда не оставляет тебя. Я не могла отыскать слова, не могла сделать это напрямую в своем тогдашнем состоянии, но время от времени на меня накатывала потребность писать, и я писала – короткими вспышками – и в это время могла видеть, что вокруг существует прежний мир – правильный и прекрасный. Я превращалась в факел, при свете которого могла оглядеться. А затем огонь снова гас.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука