Читаем Зачем быть счастливой, если можно быть нормальной? полностью

Я никому об этом не рассказала.

Я никогда не хотела отыскать своих биологических родителей – мне и с имеющимся комплектом не повезло, а две пары точно меня бы доконали. Я не понимала, что такое семейная жизнь. Представления не имела, что родители могут нравиться, или что они могут любить тебя настолько, что позволят тебе быть самой собой.

Я была одиночкой. Я держалась сама по себе. Не верила в биологию или биографию – я верила в себя. Родители? А зачем они? Разве что, чтобы сделать тебе больно...

Но когда мне исполнилось тридцать, и я писала телевизионный сценарий "Не апельсинами едиными", я назвала главную героиню Джесс. В книге она Джанетт, но телевидение воспринимается слишком буквально, и к тому же весьма трудно спрятаться за недомолвки и несерьезность, если ты выступаешь от своего имени, пусть даже в литературном произведении. Только свяжись с телефильмом – и окажешься навеки связанной с "истинной" историей.

Это все равно произошло... но я хотя бы попыталась.

Мне нужно было выбрать имя, и я взяла то, что было записано в свидетельстве о рождении, которое я когда-то нашла. Получалось, что мою мать звали Джессикой, так что я назвала свою героиню Джесс.

"Апельсины" выиграли все на свете – премию Британской академии кино и телевизионных искусств, премию Королевского телевизионного общества; я получила награду Каннского кинофестиваля за сценарий плюс несколько иностранных премий – и фильм наделал много шума, учитывая, что на дворе стояли девяностые и то, как мы подали события книги. "Апельсины" стали вехой гей-культуры и смею надеяться, вехой культуры вообще. Думаю, так и было. По результатам опроса "Лучший художественный фильм ВВС", проведенного в 2008-м, "Апельсины" заняли восьмое место.

Мне казалось, что со всей поднятой шумихой – а таблоиды тогда словно с цепи сорвались (правила приличия, какими мы их знали, остались во вчерашнем дне и все такое) – я думала, что моя мать, Джессика, услышит об этом и в конце концов сообразит что к чему.

Нет.

И до самого 2007-го я не предпринимала ничего, чтобы прояснить свое прошлое. Да оно и не было "моим прошлым", так ведь? Я переписала его заново. Я писала поверх написанного. Я его перекрасила. Жизнь многослойна, непостоянна, изменчива и состоит из фрагментов. Я никогда не могла написать историю, в которой, как полагается, были бы начало, середина и конец, потому что для меня это было бы неправдой. Поэтому я пишу так, как живу, и живу так, как написала. Это не метод, это просто я сама.

Я писала роман "Каменные боги". Действие происходит в будущем, хотя вторая часть отнесена в прошлое. Там описывается, как наш мир в его зародышевом состоянии был открыт продвинутой, но опасной цивилизацией, чья собственная планета гибнет. На Голубую планету была послана экспедиция. Она не вернулась.

Всякий раз, когда я пишу книгу, у меня в голове вертится фраза, она возвышается, словно отмель над уровнем воды. И фразы эти похожи на тексты на стенах из тех времен, когда мы жили на Уотер стрит в доме номер 200 – поучения, заветы, изречения, сигналы маяка, вспыхивающие, как напоминание и предупреждение.

"Страсть" – "Я рассказываю вам истории. Доверьтесь мне".

"Письмена на теле" – "Почему мы измеряем любовь утратой?"

"Книга силы" – "Чтобы меня не узнали, я все время в бегах. Чтобы узнать что-то самой, я все время в бегах".

"Бремя" – "Свободный человек никогда не задумывается о побеге".

"Каменные боги" – "Произошедшее однажды запечатлевается навек".

В своей предыдущей книге, "Хозяйство света", я прорабатывала идею связи разных эпох, а теперь она снова всплыла – вроде бы и чуть с другого ракурса, но вполне отчетливая. Цвета и контуры проявляются в ультрафиолетовом свете. Дух в машине прорывается из прежних записей в новые.

["Дух в машине" (The Ghost in the Machine, 1968) – роман Артура Кестлера (1905 – 1983), британского писателя и журналиста, наиболее известного книгой "Слепящая тьма".]

Что же стало отпечатком?

Я переживала тяжелые времена. Мои шестилетние отношения с режиссером Деборой Уорнер были неровными и не принесли счастья нам обеим.

Я пыталась писать. Книга просилась наружу. Творческая работа – это своего рода детектор лжи. Я хотела обмануть саму себя – если рассматривать ложь, как утешение и укрытие.

Весной 2007-го скоропостижно умерла вторая жена моего отца, Лилиан. Десятью годами младше его, она была очень живой и жизнерадостной. Операция по замене тазобедренного сустава привела к гангрене, гангрена лишила ее возможности ходить, от этого начался диабет, а диабет, в свою очередь, привел к трехдневной госпитализации. Через три недели ее вынесли из больницы в гробу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука