Зачем быть счастливой, если можно быть нормальной?

"Дракула", "Женщина в белом", "Поворот винта", "Доктор Джекил и мистер Хайд", видения М.Р. Джеймса и Алана Эдгара По. Рост числа еженедельных спиритических сеансов.

Век газовых ламп и привидений. Это вполне может оказаться одной и той же вещью. Классическая картинка – мужчина или женщина засидевшиеся допоздна при свете газовой лампы и увидевшие призрак, могли просто страдать от средней степени тяжести отравления угарным газом.

Когда в шестидесятых годах появился природный газ, количество самоубийств в Великобритании сократилось на треть – и может, именно поэтому ряды привидений тоже поредели, а может, мы просто больше не галлюцинируем у себя в домах.

Теперь отравиться газом до смерти не так-то и легко. Газовые плиты незажженный газ не пропускают, а в современных автомобилях установлены каталитические нейтрализаторы.

Но у меня был старый "Порше 911".

Герман Гессе называл самоубийство образом мышления – и в мире полно людей, которые номинально живы, но совершили самоубийство гораздо худшее, чем физическая смерть. Они освободили жизнь от себя.

Я не хотела освобождать жизнь. Я любила жизнь и люблю. Жизнь для меня слишком ценная штука, чтобы не жить ею в полную силу. Я думала: "Если я не могу жить, тогда я должна умереть".

Мое время вышло. Я ощущала это всей кожей. Личность, ушедшая из дома в шестнадцать лет и с боем пробившаяся сквозь все стены на своем пути, бесстрашная, никогда не оборачивавшаяся назад, хорошо известная писательница, хоть и получавшая противоречивые отзывы (от "она блестяще пишет" до "что за дрянь"), заработавшая деньги, добившаяся своего, хороший друг, непостоянная и сложная любовница, схлопотавшая пару небольших нервных срывов и длительное психическое расстройство, но всегда способная собраться, все превозмочь и продолжать двигаться вперед – эта личность, эта Джанетт Уинтерсон перестала существовать. В феврале 2008-го я попыталась свести счеты с жизнью. Со мной в гараже был мой кот. Я не знала об этом, когда плотно закрывала двери и запускала двигатель. Мой кот царапал, царапал и царапал меня по лицу.

Той ночью, позже, лежа на гравии и глядя на звездное небо – звезды были чудесны, а под ними, в темноте, проступали контуры леса, я услышала голос. Я понимаю, что мне это почудилось, но именно чудо мне и было нужно.

"Тебе должно родиться снова. Тебе должно родиться снова" (Иоанн 3:7).

Я уже была рождена дважды, разве нет? – моя потерянная мать и моя новая мать, миссис Уинтерсон – эта двойная идентичность сама по себе сродни шизофрении – и то, что я ощущала себя девочкой, которая на самом деле мальчик, а мальчик в свою очередь ощущал себя девочкой. Двойственность в самом сердце вещей.

Но затем я кое-что поняла. Я поняла: родиться дважды – это не о том, чтобы быть живым, но о том, чтобы выбрать жизнь. Выбрать быть живым и осознанно принять жизнь – со всем присущим ей буйно цветущим хаосом и со всей ее болью.

Мне была дана жизнь, и я сделала все, что могла с тем, что мне досталось. Но больше здесь делать было нечего. Что бы ни прорвалось сквозь совпадение или одновременность ухода Деборы и того, что я обнаружила бумаги об удочерении, было для меня одной-разъединственной возможностью получить еще один шанс.

Это была переброшенная через пространство веревка. Этот шанс с равным успехом мог меня как погубить, так и спасти, и я думаю, возможности были равновероятны. Утратить все в гневе и ярости – и незаметно вернуть потерянную утрату. Дверь в темную комнату распахнулась настежь. Дверь, находящаяся в самом низу лестницы наших кошмаров. Дверь Синей бороды с ржавым от крови ключиком.

Дверь распахнулась настежь, и я в нее вошла. В комнате не оказалось пола, и я падала, падала и падала.

Но я была жива.

И в ту ночь холодные звезды сложились в созвездие в моем больном разуме.

Там не было никаких линейных связей. Да вы и сами можете это понять, читая написанное мной. Я хочу показать, как это происходит, когда разум работает с собственной ущербностью.

В марте 2008-го я лежала в постели, выздоравливала и читала "Собачьи души" Марка Доти.

Это мемуары о жизни с собаками – а на самом деле, история о жизни с жизнью. Жить с жизнью очень трудно. В основном, мы делаем все, чтобы жизнь заглушить – сделавшись послушными или праздными. Притихшими или гневными. Крайности дают тот же эффект; они изолируют нас от глубины жизни.

А еще крайности – будь то скука или ярость – успешно заслоняют нас от чувств. Я понимаю, что чувства наши могут быть настолько невыносимыми, что мы задействуем хитроумные стратегии – бессознательные стратегии – чтобы держать эти чувства на расстоянии. Мы подменяем одно чувство другим, мы избегаем чувства грусти, одиночества, страха или ущербности и вместо этого ощущаем гнев. Это может сработать и другим образом – иногда вам действительно нужно разозлиться, а не чувствовать свою ущербность, иногда вам действительно нужно чувствовать любовь и одобрение, а не пережевывать трагические события вашей жизни.